Я посмотрела на него и, важно задрав нос, ответила:
— Во мне говорит здравый смысл.
— Съешь конфетку и перестань вредничать, — и он, протянув леденец, чуть коснулся пальцами моей ладони. И словно электрический ток пронзил меня насквозь. Я взяла угощение и поскорее выбежала на улицу, чтобы прохладный осенний ветерок погасил пожар на моих щеках.
Мы сели в примвер и отправились в институт, где работал мой отец. На кафедре истории и археологии творилось что-то невообразимое. Мимо нас пробегали возбужденные доценты, профессора, аспиранты. В коридоре стоял гул, как будто разворошили улей с пчелами. Марун поймал одного сотрудника и спросил: «Что здесь происходит?» Оказалось, что в местный склад-музей кто-то влез и все там перевернул вверх дном.
— Солари, — окликнул меня какой-то тучный мужчина, — что вы здесь делаете?
Чтобы не обнаруживать мою амнезию, я улыбнулась и поздоровалась.
— Я пришла поговорить с кем-нибудь об одной папиной работе, — начала я, не зная, как обратиться к этому человеку.
— Пойдемте в мой кабинет, а то здесь сегодня такая неразбериха после этого взлома! — профессор озабоченно покачал головой.
Я рукой подала знак Маруну, чтобы он не ходил за нами. Мне сейчас совсем не хотелось объяснять, почему со мной ходит дознаватель. Да и наедине со знакомой, я была уверена, профессор расскажет гораздо больше, чем при официальном представителе закона. Бэрс кивнул мне и направился на место преступления в музей.
Мы зашли в просторный кабинет, в котором сидели два аспиранта. Историк попросил их выйти ненадолго.
— Конечно, профессор Лукас, — вежливо ответили сотрудники, прикрыв за собой дверь.
И тут я вспомнила, папиного коллегу и хорошего знакомого звали Реми Лукас.
— О чем вы хотели узнать, дорогая? — поинтересовался ученый.
— Не привозил ли папа из какого-нибудь мира нечто очень ценное, что могло бы иметь особое значение?
Скрестила я пальцы на удачу.
Лукас задумался и, вздохнув произнес:
— Да, Бэнтон привозил очень много интересных находок из своих путешествий по мирам. Каждая по-своему уникальна, и стала прекрасным украшением нашего музея. — не без гордости заметил он.
— Может быть какая-то вещь особо была ему дорога и важна? — цеплялась я за соломинку.
— Если таковая и была, — мудро рассуждал профессор, — вряд ли бы Бэнтон отдал ее на экспозицию. А оставил бы себе. Хранил бы в частной коллекции.
— Или спрятал бы? — предположила я.
Лукас категорически со мной не согласился:
— Бэн был не из тех фанатиков, которые прячут произведения искусства или какие-либо ценности, чтобы упиваться своей властью собственника. Он обязательно нашел бы применение любой находке. Обратил бы ее особенности на пользу другим. Или хотя бы изучил ее историю, чтобы потом поделиться своими знаниями. Таковы настоящие историки.
Профессор с грустью посмотрел на меня и сочувственно произнес:
— Солари, мне очень жаль. Гибель вашей семьи — это ужасная потеря не только для вас, но и для всех, кто знал ваших родителей и любил их.
— Спасибо, — искренне ответила я, — Мистер Лукас, а вы не знаете этот язык, то есть не могли бы вы сказать, что здесь написано? — я вытащила из замшевой сумочки сложенный вчетверо манускрипт из отцовского письма.
Историк вытащил из кармана очки и стал всматриваться в закорючки на старинном документе. — Что конкретно, не переведу, потому что этим языком не владею. Но что за язык, скажу — это древнехариканийский. На нем говорили еще в послеметеоритный период, когда жила раса харикан — наших предков, — он протянул мне папирус. — А откуда это у вас? — поинтересовался историк.
— Папа давно прислал мне письмо и вложил в него этот листок. Все никак не получалось его изучить, но теперь, мне кажется, я просто обязана его перевести. Этого ведь хотел отец.
Лукас, соболезнуя, похлопал меня по руке. Поблагодарив его за помощь, я пошла искать Бэрса.
Детектив стоял возле окна и разговаривал с Гэрисом. Я подошла поздороваться с моим новым знакомым.
— Привет, Рис, — широко заулыбалась я.
— Здравствуй, Солари. Ты сегодня очаровательно выглядишь.
Я не могла не заметить серьезных перемен в одежде Гэриса: его отлаженную с иголочки серую рубашку, заправленную в брюки из дорогой ткани.
— Спасибо, — смутилась я, непривыкшая к комплиментам. — А как ты здесь оказался?
— Марун просил найти археолога Алекса Трейва и допросить его о дне убийства.
Я приподняла брови, глянув на Бэрса. Тот внимательно слушал рапорт коллеги. Гэрис продолжал: