Выбрать главу

– А я хотела Барановича навестить, – с грустью сказала Лизавета. – И вообще, это называется домашний арест, что во многих странах считается мерой пресечения и даже мерой наказания, почти равнозначной…

Дорассказать об особенностях импортного законодательства ей не удалось, помешал телефонный звонок.

– Алло!… Да, я голос узнала. Да, здесь… Это вас руководство разыскивает. – Лизавета протянула трубу оперативнику.

Горный начал разговор с ехидного вопроса:

– Ты, я смотрю, мою просьбу поберечь девушку воспринял чересчур буквально? Я понимаю, девушка красивая, не грех провести более детальную оперативную разработку, но не до половины же второго ночи!

– Неважно когда, важно как, Игорек, сколько раз тебе повторять. К тому же кое-что случилось. Я тебе завтра расскажу.

– Даже сегодня. Прямо сейчас выезжай на Ленина. Тут у нас еще один труп. Арциеву застрелили. Я тебя поэтому и ищу. Дома нет, на работе нет. Я уж беспокоиться начал. Хорошо вспомнил про последнее задание. Выезжай немедленно.

– Ладно. Еду.

– Что случилось? – мгновенно насторожился Маневич. За то время, что он дружил с милиционерами и пил с ними водку, Саша научился находить второй смысл в простых, как гвозди, словах.

– Кое-что случилось. Но тебя я с собой не возьму. Кадмиев вон уже ездил с журналистом. В результате – покойник. Ладно, ребята. Пока и счастливо. До завтра. Дома сидеть не надо, но сначала дождитесь утром звонка – моего или Горного. Ладно?

Лизавета кивнула и пошла провожать гостя. На прощание он ее обнадежил:

– А без работы тебе сидеть недолго. В этом деле как раз есть зацепка, тем более если все, и ты в том числе, связаны с Дагаевым.

– Мои с ним связи несколько преувеличены, – возразила Лизавета.

Одевшись, Сунков махнул ей рукой и вышел. Зорина тщательно заперла двери и вернулась на кухню. Савва и Маневич спорили, кто побежит за коньяком. Пока хозяйки не было, они решили, что надо отметить серию знаменательных событий, выпавших на двадцать пятое апреля. Лизавета не разобралась, с горя или от радости они собираются пить, но безропотно приготовила бутерброды.

ТАБЕЛЬ О РАНГАХ

Просторная, элегантная квартира хозяйки мини-пекарни и просто роскошной женщины Серафимы Валентиновны Арциевой была забита совсем не элегантными людьми. Люди ходили, разговаривали, фотографировали, писали протоколы осмотра места происшествия.

Народу набралось действительно много – следователь прокуратуры, оперативники из отдела по расследованию убийств РУВД и территориалы из отделения милиции, участковый, эксперты, фотограф плюс рубоповцы. Но толчеи не было, каждый знал и выполнял свою конкретную работу. А работы этой хватало – побеседовать с рыдающей домработницей, просмотреть бумаги убитой, проверить «пальчики», сфотографировать место преступления…

Игорь Горный, как человек дополнительный, ходил, слушал, спрашивал. Вскоре к нему присоединился Митя Сунков.

Мадам Арциева жила на широкую ногу: четыре комнаты, плюс гигантский холл, украшенный камином и переоборудованный в гостиную, плюс кухня метров двадцать, плюс лоджия, которую правильнее было бы называть верандой – застекленное пространство пять на пять, облицованное флорентийской плиткой.

Плачущая сейчас на кухне домработница ела свой хлеб с маслом не зря. Квартира была вылизана и вычищена до блеска. Полный и идеальный порядок. Никакой пыли, никаких пятен на мебели или мраморных подоконниках. У каждой вещи свое место. Даже цветы расставлены по ранжиру. На кухне кактусы, на веранде азалии в оплетенных прутьями горшках, в комнатах живые букеты.

Идеальный порядок, и посреди него – тело хозяйки квартиры. Арциева лежала на полу в спальне, рядом с обширной кроватью, застеленной темно-фиолетовым покрывалом. Лежала так, словно она во сне скатилась с кровати и, ударившись, потеряла сознание – одна рука неловко подвернута, ноги скрещены, высоко задралась бирюзовая юбка.

Только одета Арциева была не для сна и не по-домашнему. Пушистый темно-голубой костюм, длинная нитка жемчуга, на ногах синие туфельки. И маленькая ранка над ухом, из которой будто стекает кровь. На самом деле кровь давно высохла, осталась только темно-коричневая извилистая дорожка.

– Чистая рана. Будто хирург работал, – пробормотал Митя, когда они с Горным вышли из спальни. – И никаких следов борьбы… Такое впечатление, что выстрелили с ее полного согласия. Будто она лежала и ждала выстрела.

– Медики потом точнее скажут, – отозвался рывшийся в шкафу парень в джинсах и свитере. – Но следов борьбы нет. Да и вообще никаких следов. Ничего не искали, ничего не пропало. По крайней мере, ничего такого, о чем знает домработница.

– Я ей целый день названивал. Никто к телефону не подходил. А уже вечером сообщают – нашли труп. И то случайно. Света, домработница, обычно приходила по утрам. А тут у нее на завтра семейное торжество намечено, день рождения отца. И она договорилась, что приберется и все приготовит вечером. Прибралась… Если бы не это, Арциеву только завтра утром нашли бы.

– Следов взлома нет?

– Естественно, нет. А другие следы, даже если и были, уничтожены старательной прислугой. Она же до спальни не сразу добралась. А вкалывает эта Светочка на совесть.

– Еще бы! – Парень в джинсах по-прежнему перебирал аккуратно развешанные костюмы покойной. – Ей тут восемьсот долларов платили, в общем-то, за неквалифицированный труд.

На кухне полным ходом шел допрос. Похожий на артиста Харатьяна, желтоволосый следователь задавал вопросы, а пышноволосая шатенка в джинсах отвечала. В промежутках она безудержно рыдала.

Рубоповцы вошли как раз в момент очередного приступа плача. Домработница бросила свое крупное тело на стол, уткнулась в ладони и забилась, вздрагивая. Молодой следователь в костюме и галстуке сидел напротив нее и смотрел прямо перед собой круглыми глазами. Он уже пытался утешать домработницу, понял, что это бесполезно, и теперь просто выжидал, зная, что через три минуты всхлипывания прекратятся. Он и вошедшим мигнул – мол, не мешайте, не вмешивайтесь.

Горный тихо встал у плиты, Сунков поодаль – возле посудомоечной машины и раковины. На этой кухне можно было встать поодаль. Если в холле-гостиной царствовал альпийско-фольклорный стиль, если спальня была сделана под «арт нуво», то для кухни Арциева выбрала авангард. Ярко-вишневые полки под металл, такого же цвета круглый стол и стулья с высокими спинками. И чистота, как в операционной или на орбитальной станции. Блестят хромом мойка и окантовка полок, посверкивают лампами-индикаторами высоченный холодильник и посудомоечная машина. Класс!

А посреди этого «класса» – рыдающая девица и трое мрачных мужчин. Совершенно неожиданно девушка перестала плакать, подняла голову и улыбнулась, абсолютно не к месту.

– Успокоились немного? Или воды? – Следователь взял стакан.

– Не обращайте на меня внимания. – Света улыбнулась еще раз и закинула волосы за спину, мелодично брякнув набором браслетов. – Вы спрашивайте.

Игорь Горный сразу понял, что работать с таким непоследовательным свидетелем будет непросто.

– Вы говорили про цветы. Этот букет роз в комнате когда появился?

– Вчера утром был, Серафима Валентиновна еще похвасталась, вот, мол, поклонник преподнес. – О хозяйке Света говорила с придыханием – то ли действительно любила, то ли маска прилипла так, что не отдерешь.

– А фиалки?

– Фиалки она очень любила. Сама покупала, и дарили ей. Фиалки у нас всегда стоят в сезон.

– Хорошо, как вы с ней договорились на сегодня?

– Я ведь уже рассказывала… У моего отца юбилей, пятьдесят лет. Завтра много готовить, и… Я прихожу каждый день, убираю, хожу за продуктами, готовлю, глажу… Ну, кроме воскресенья. Но с утра. Все делаю, потом ухожу. Если, конечно, не надо готовить вечером… А тут она разрешила прибраться с вечера…

– Что же прибирать, если вы утром это сделали?

– Ну, протереть пыль, пол. Если это делать не каждый день, то вид не свежий… Серафима Валентиновна любила, когда все блестит. И я с ней согласна.