— Я хотел ехать сейчас в Кудрино. Комбайны пора перегонять, как договорились. Заодно с отцом или с председателем потолкую. Может, они договорятся с мелиораторами? Там не грязно, Архип? Земля не глинистая?
— Не. Песчаная. Сухо. Бугорочки.
Они помолчали, вслушиваясь в шорох дождя. Рассвет рождался неохотно, было все еще пасмурно. На душе — тоже. Одно их успокаивало: успели сено выхватить.
— Это не на день, — сказал Митя о погоде. — Это надолго. Займемся Поповкой. Так и скажи там, Веня.
— А рожь? Как она?
— Вчера обошел. На трети поля нахилилась, а колос хороший. Надо придумать, как его брать. Дней через десять можно начинать. Да нам еще навес ставить, ток доделать. Зерносушилку, если привезут, налаживать, без нее семена не подготовишь, особенно если хмара затянется.
Выселки проснулись. Потифор Кириллович прогнал стадо бычков и четыре коровы с усадеб. Верхом ехал. Его сестра чего-то дома осталась. Вася с матерью и Силантием гремели ведрами около начатого тока. Там уже лежал свежий бетонный настил, закрытый старой травой, сегодня его наметили затирать по щелям. Ждали из Кудрина плотников, чтобы ставить столбы и стропила. Как много крыш требуется ихнему, даже небольшому, хозяйству!
Загудели выключенные на ночь вентиляторы.
— Здорово растрепали мы хозяйство! — Митя вздохнул. — Жили и живем на скорую руку. Лишь бы сегодня. А что завтра, так это же завтра! Ни тебе сушилки, ни сортировок, ни хранилища для картошки. Еще собираемся клеверные семена разводить. Дело-то, в общем, выгодное, но с кондачка его не решишь. Вот если удастся с Поповкой, весной там клевер подсеять можно. То-то пчелам раздолье! И семян будет невпроворот, на весь район. И всякой бедной земле подмога. Ладно. Поедем вместе, Веня. Пригоним сразу оба комбайна. А ты, Архип, пока придет ответ от мелиораторов, возьми Васю, займитесь луговым комбайном. Завтра и в дождь можно косить клевер на третьем поле. Пустим опять сушилку. Гранулы не помешают. Там половину поля Ларионыч на семена оставил, а вторую мы скосим. Заодно по межам походи с комбайном, скоси всю дикую траву, наступает она на поле от леса, мешается.
Митя поднялся, с тайной надеждой посмотрел на дом Настёны. Ни огонька, ни звука. Вот заспались. Зайти в такую рань вроде неудобно. А так хочется! Ну что ей не глянуть в окошко?
Он ошибался. В доме давно не спали. Ленушка, с подсказки Ксюши и самой Настёны, писала письмо маме: «И еще, маманя, сообщаю, что просватана я за хорошего человека, и любим мы друг друга и твоего благословения ждем, и тебя с сестренкой, чтобы приехали вы на той неделе, не задерживались, когда мы надумали расписываться». Прочитав эти строки, Ленушка задумалась. Как-то ее маменька решится уехать из своей, пусть и полумертвой уже, деревни в далекие и незнаемые какие-то Лужки?
И еще они написали в свое СМУ, которое на окраине Костромы громоздило новый жилой район для тех, кому работать на новой электростанции. Сообщали, что задерживаются по причине гриппа. Грипп здесь ну просто укладывает и шефов, и отдыхающих, которые помогают на уборке, где и они тоже прихватили этот проклятущий грипп…
— Мы хоть что-нибудь заработали, тетя Настёна? — спросила Ксюша. — Ни тебе табеля, ни учета. Может, одна благодарность выйдет?
— Обо всем этом у нас Митя думает. И все по справедливости. — Тут она принялась рассудительно объяснять: — У него на кажный месяц листок имеется. Там, значит, дни и фамилии. Вышел на работу на цельный день — палочку прочертит против фамилии. Полдня поработал — опять же половину палочки. Не вышел — нолик нарисует. Чужой, свой — все записано. Пятерку за выход положили в колхозе. А в звене еще полагаются деньги за урожай и за мясо. Ну, это в конце года. Тогда получается поболее пятерки, когда план перевыполненный. В прошлом годе мы перевыполнили и получили довесок. Кому и много, а которому и мало, если палочек не густо, вот как у Ольги Потифоровой. Ну, с нее и того довольно.
— А вы сколько заработали в тот год?
— Я-то? Одну тыщу четыреста за выходы, — неторопливо вспоминала Настёна. — И шестьсот, кубыть, сорок три за урожай. А всего, значит, за две тыщи получилось, девонька. Ну и притом еще пензия, триста восемьдесят за год. Сложи-ка! Чуток не по двести на месяц, даже зимой, когда подменяешь скотников, которы за бычками смотрят. Вот, Ленушка, и отпиши про это маменьке, пусть не убоится наших мест, а едет с открытым сердцем. Сам-то Митя много зарабатывает, ну кто ж с ним сравнится? День и ночь. Зато и порядок. Савин с Дьяконовым не нарадуются. Он, Митя то есть, уже машину покупать собирается, сам мне сказывал. И будешь ты, Ленушка, сидеть в машине той, да при своей красивой шали, ну просто барыня! И повезет он тебя, милая, на моря теплы, в горы волшебны…