Рано утром, встретившись с Архипом на хозяйственном дворе, она подошла, поздоровалась и грубовато-ласково спросила:
— Чего домой не ходишь? Ай без нас тебе лучше? Бирюк бирюком. Хоть бы детей проведал.
— Проведаю, — ответил он простуженным голосом, радуясь в душе жениному приглашению, столь важному для него вниманию.
В ту же ночь он вернулся из Поповки и ночевал дома. Правда, опять на диване и в соседней комнате. Но дома. Лежал и улыбался, вспоминая, как после бани супруга вдруг поднесла ему рюмку и выглядела при этом на удивление доброй, хотя и несколько грустной, непохожей на ту искристо-веселую, какая Архипу нравилась больше всего. «Дошло вроде, — думал он перед сном. — Какой ни на есть, а все же законный муж. А без мужика ей, видать, тоже не сладко. Такая, понимашь ли, жизнь».
В это уже сентябрьское время погожьего бабьего лета раньше всех в доме Савиных просыпались Веня с Мариной. На верхотуре, в дачной комнатке, они доживали последние дни. Ночами становилось все холодней. Катерина Григорьевна который уж раз заговаривала о переезде в Кудрино. Личный дом Савина-младшего требовал большого ремонта. Его оставили до окончания полевых работ, скорее всего до зимы. А пока что Веня с раннего утра увозил Марину на работу, в Кудринскую школу. Занятия уже начались, но только в младших классах. Все старшие работали в колхозе на картошке и на огородах. Учительница биологии конечно же была с ними. Выбирать картошку и таскать ведра ей не давали, зато вся диспетчерская, организационная служба оказалась на ее плечах, а это ужас как хлопотно! Поди-ка обеспечь семьдесят юрких ребят, чтоб и тара была, и машины поблизости, чтобы не уставали, а с хорошим настроением делали дело и уже мечтали, куда они поедут на свои заработанные деньги во время зимних каникул, как обещала им новая биологичка.
Вечером приезжал Веня, находил свою супругу в пустом отцовском доме и увозил в Лужки. Врозь они не могли. И не хотели.
При муже она оживлялась, тормошила его расспросами, много рассказывала о своих ребятах и коллегах-учителях. И ни разу ни единым словом не выдала глубоко потаенной, вроде бы греховной тоски по шумным городским улицам, по гулкой и большой школе и по тем удивительным путешествиям, которые ежегодно устраивала. Была, держалась еще такая грусть, что там говорить. Теперь ее любознательность потихонечку, но все настойчивей обращалась к географически суженному району, в пределах кудринских владений. Она убедительно говорила Вене, что перво-наперво должна узнать все реки-ручьи, все тропы в лесах и все деревни вокруг. И прошлое их, и историю. Чем глубже, тем лучше.
— Лужки — это понятно, да, Веня? А Поповка? Почему Кудрино? Кудри? И Званя. Кого звала, кому звонила? А ведь это наша родина, правда, Веня, в ней так много скрытого, удивительного. Я должна рассказать ученикам. И тут родится наш маленький, так ведь? Для него мы тоже откроем всю прелесть родных мест. Для всех других, а то как-то подзабыли, где родились и живут, даже деда-бабку своих не помнят, не то чтобы третье колено или еще дальше. Слушай, а Глазомойка! Как звучит-то, а? Видно, за особенную чистоту прозвали, как ты думаешь? А помнишь запах грибного леса, куда мы ходили? А желтые кувшинки в том озере за Званей? Ох, какая же прелесть узнавать нашу землю!
Веня кивал, улыбался, крутил баранку на пути в Лужки. И, в свою очередь, размышлял о бесконечной цепи забот, окруживших его с первого дня деревенской жизни. Не-ет, он прав, уговорив Марину оставить город. Тут они гораздо нужней, больше сделают доброго, чем там. Тут такой навал обязательного, ничем не заменимого, что на десяток таких, как он, достанет! Сутки казались ему непомерно короткими, не успеешь оглянуться — вот она и ночь. А несделанного каждое утро — гора. И никто другой вместо него не переделает этого. Ему казалось иногда, что жизнь в Лужках со своего начального начала была рассчитана на его непременное личное присутствие. Не окажись тут Вениамина, определенно возник бы некий вакуум, пустота, опасная для Лужков, для полей, для людей на них и для других людей, которые будут пользоваться добром в Лужках.
О своем доме он думал не без гордости, но как-то урывками. Вот закончатся полевые работы… И сразу перед ним почему-то возникал один и тот же образ: свежепахнущая смолой чистая доска и узоры по этой доске, которые он выпилит для карниза, для наличников, чтобы деревянные цветы и ягоды на них заменили в долгие зимние дни красоту живых цветов под окнами. Мечта о красивом в своем доме жила неувядаемо. Чесались руки скорей заняться всем этим, хотя и понимал, что до того ему предстояло еще много обязательного с простым ремонтом. Марина должна войти с малышом в уже красивый, теплый и светлый дом!