— Собрал?
— Конечно. Не триста, но около того. А когда после дождей я затащил его на эти поля и показал, что там осталось, он иронически улыбнулся и сказал, что теперь здесь терять уже нечего, а взять еще можно. Без меня распорядился хорошо посыпать минералки и вновь сеять зерно. Там и сейчас ячмень. Ну, правда, я тогда ему кое-что выдал один на один, не сдержался, однако он добился своего, а я остался в дураках. Понимаешь, эксплуатация до полного истощения. Это только один эпизод, чтобы ты понял, каков принцип Похвистнева. Потом вызовет комиссию и спишет поле. Мое терпение, Иванович, кончилось, и я решил рассказать тебе. Так хозяйствовать негоже. Или нам нужно доказать свою правоту на самом высоком уровне, или уходить подальше, переквалифицироваться в продавцы.
Районный агроном, поначалу слушавший Поликарпова с живейшим интересом, постепенно тускнел. Может быть, устал от напора коллеги. Он стал рыться в бумагах и только изредка покачивал головой, соглашаясь. Вон как поворачивается это дело! Геннадий Ильич жаждет борьбы, в которой ему, районному агроному, естественно, отводится не последняя роль. Пожалуй, даже главенствующая. А это…
Поликарпов разошелся. Глаза у него блестели, чуб упал на влажный лоб. Он все еще говорил, размахивая руками. И Нежный, принудив себя улыбнуться, сказал:
— Ты весь как божия гроза… Потише, пожалуйста.
— Почему потише, если я о деле правом толкую! Ты послушай, как повернулись все мои планы с ремонтом земли. Когда-то мы с тобой изучали всякие системы земледелия и оба остановились на обязательных клеверных севооборотах. Они лучше всего подходят для Долинского совхоза, так? Крутые склоны, эрозия и все прочее. Хоть одно поле в пять лет. И с хорошей органической заправкой опять же раз в пять лет. Иначе почву не восстановить. Для таких склонов травы — как отпуск трудовому человеку. Не отдохнет — не жди полной отдачи. Или работа на износ, пока не будет списана. А между тем травяной пласт позволил бы поднять урожай зерна. Кажется, теперь все понимают прямую зависимость. Все, кроме моего директора. Пока Похвистнев в совхозе без агрономов хозяйничал, он земличку сосал без удержу, я об этом не очень дипломатично говорил ему. Сказал далее: чтобы исправить положение, необходимы травяные поля. Промолчал. Потом читаю его выступление на областном совещании: от имени коллектива решили шестьдесят процентов земли под зерно. Тысячу тонн сверх плана. Аплодисменты! Абсолютная крестьянская безграмотность! И еще от имени коллектива. Ну что тут сделаешь! Я-то знаю, что он сделал: когда скот остался без кормов — косил зеленую рожь, понимаешь? Рожь — на зелень!..
— Ты пробовал убедить Похвистнева?
— Еще как! И по-хорошему, цитировал решения съезда, пленумов. И на высоких тонах говорил. Как о стенку горох! Все мои распоряжения он начал контролировать, сперва незаметно, теперь — открыто. Если хочет — отменяет. Я настойчиво тянул свое, занялся почвой, хотел остановить эрозию, агрохимцентр за меня, торф, навоз возили! Но обстоятельства сильней. Что получилось — ты видишь из книги по истории полей. Интенсификация без меры и узды привела к порогу беды. Я сам за то, чтобы взять с гектара больше, это цель любого агронома, но есть же разумные пути для хозяйствования! А у нас пошли колосовые по колосовым, потом пропашные и опять — колосовые по колосовым. Брать, брать и брать! Вот и расхищение почвенного плодородия, вот и овраги. До абсурда. Скособоченная агрономия, никакой заботы о будущем, черт возьми! Не хотел говорить резко, все думал уладить внутри хозяйства, но, поверь, терпение кончилось. Включайся и ты, районный авторитет, помоги одолеть глупость.
— Сядь, отдохни, — сказал вдруг Олег Иванович каким-то чужим, холодным голосом. — Уж больно все это у тебя эмоционально, неспокойно. Надо рассудительней, Геннадий. Побереги нервные клетки. Если верить журналу «Здоровье», они не восстанавливаются.
— Ты бы лучше другие журналы почитывал, — устало и недобро заметил Поликарпов. Однако тон сбавил и даже сел. Выдохся.
Олег Иванович облокотился на стол, потер виски кончиками пальцев. Он был задумчив и осторожен.
Все, что районный агроном услышал от Геннадия Ильича, не являлось для него неожиданным. Он знал и эту, и другие проблемы не хуже совхозного агронома. Он постоянно сталкивался с трудными вопросами, которые возникают потому, что сельским хозяйством на местах руководят все, кому хочется. Он научился быть осторожным в суждениях, старался решать дела так, чтобы никого не обидеть, а главное, не нарушить некоего равновесия между культурами, определяющими взнос района в общий план. Он понимал, что попытка увеличить поле под многолетними травами, столь необходимыми для сбережения земель, неизбежно уменьшала площадь под зерном. Этого в районе не допускали. Какой руководитель согласится сокращать зерновое поле, когда перед мим лежит твердый план продажи, обязательство и неизбежная добавка «за других», которые не выполняют. За эти цифры спрашивается по всей строгости. Конечно, можно дать зерно и с меньшей площади за счет высокого урожая по тем же травам, это общеизвестно. Но приходится гадать — а будет ли высокий урожай, не сорвется ли по какой-нибудь причине? Да и когда будет рост «по травам», через два-три года, не раньше, а зерно требуется сейчас, сегодня.