— В этом еще надо разобраться, — сказал вдруг Фадеичев. — Тут он, несомненно, прав. На склонах — ты сам должен понимать.
— Возможно. Но ведь когда без подготовки, без разъяснений… Да что говорить, Павел Николаевич, если создается подобная обстановка, руки опускаются. Разброд. Вместо того чтобы бить в одну цель, выращивать больше зерна и вообще продукции, мы тратим энергию на пререкания, создаем нервную обстановку в коллективе. Вот почему я и боюсь ответить вам насчет большого хлеба — будет он или не будет в этом году. Не уверен, понимаете?
— Слушай, — Фадеичев опять повернулся к директору. — А в партийной организации вы обсуждали эти самые ошибки агронома? Как реагируют коммунисты? За кого они?
Директор с досадой махнул рукой:
— Вот Емельянович может ответить, он присутствовал, когда разбирали ход выполнения плана.
Но шофер как-то очень решительно поджал губы и весь обратился во внимание. За рулем… В общем, перемолчал. Директор подождал немного и вынужден был заговорить о собрании сам:
— Там всё свалили в кучу. Так запутали, что никто толком не знал, как выбраться. Никакой резолюции не приняли, а наговорили семь коробов.
— Значит, у твоего агронома есть единомышленники?
— Как вам сказать? Всегда находятся любители поиграть в охранителей природы. Знают, что у нас с ним нет согласия, ну и готовы царапать руководителя, пошуметь с серьезным видом.
— Почему не пригласили на собрание меня или начальника сельхозуправления?
— Собрание неплановое. Вы были в отъезде, о Владимире Петровиче я как-то не подумал, да и вообще хотели справиться без помощи района. Внутренний вопрос.
— Внутренний? Теперь иначе думаешь?
— И теперь, полагаю, справимся. Но должен и вас поставить в известность, прежде чем получить «добро» в тресте.
В машине помолчали. Потом Фадеичев спросил:
— Ну, а как же ты все-таки найдешь общий язык с агрономом? На какой основе? — Похоже, секретарь все-таки понял, что директору не легко, что он ищет поддержки, нуждается в ней. Для того и разговор затеял. Спросил, повернулся и опять впился темными глазами в лицо Похвистневу. Глаза его выражали не любопытство, не осуждение, а ожидание. — Вопросы технологии земледелия — это компетенция агронома. Может быть, ты согласишься с Поликарповым?
— Ни в коем случае, Павел Николаевич! Согласиться — значит заведомо не выполнить нынешний план производства зерна, поставить под удар выполнение районных обязательств, столкнуть хозяйство с экономически оправданного пути. Какой может быть разговор? Я уже не первый год терпеливо и настойчиво разъясняю ему заблуждение. Когда это не помогло, пришлось взять под контроль все распоряжения агронома. Теперь управляющие отделениями согласовывают текущие работы лично со мной. На днях я дал понять Поликарпову, что ошибочные действия в дальнейшем могут привести к крайним мерам.
— Думаешь распрощаться с ним?
Похвистнев чуть заметно поднял плечи.
— Он сам принес заявление об увольнении.
— Вот как! — Брови на крутом лбу Фадеичева поднялись. Удивительно! Чтобы Поликарпов так легко сдался? После нескольких лет борьбы? Неужели секретарю не удалось до конца понять агронома, неужели Поликарпов такой слабенький человек?
— Да, принес, — глуховато продолжал директор. — Я не стал спешить, думал обговорить это с вами. А пока я размышлял, вдруг является Поликарпов и с этаким мальчишеским гонорком требует свое заявление назад. Схватил со стола и на моих глазах порвал. В клочья! Демонстративно, понимаете?
— Порвал? — Фадеичев вдруг хмыкнул.
— И сказал, что не уйдет из совхоза, что будет продолжать свою линию, несмотря ни на что. В общем, я его не убедил. Не перевоспитал.
— Вот сукин кот, а? — Фадеичев глянул на шофера, как бы приглашая и его разделить с ним веселое удивление, но Иван Емельянович даже бровью не повел. Его дело баранку крутить.
Наступило долгое молчание. Ситуация из ряда вон выходящая. Фадеичев пытался понять и объяснить поступок агронома. Молодое упрямство? Вера в истину или?.. Директору показалось, что Фадеичев одобряет поступок Поликарпова. Он нахмурился. Неожиданно секретарь сказал: