Выбрать главу

Склонив голову, Фадеичев задумался. Проклятые ножницы! Он долго, слишком долго старался не замечать их, но, как выясняется, стоял рядом с Похвистневым на неверном пути. Хватит! Игра в слова. Забота о земле не может помешать выполнению планов. Нужно лишь найти способ сочетать эти работы. И можно обеспечить хороший уровень производства. Как в Калининском совхозе. Вот добрый пример! Без барабанного боя и без красивых слов. По-крестьянски: честно и умело. Аверкиев думает на много лет вперед. Похвистнев — только о сегодняшнем плане. Существенная разница!

И еще он подумал, что в некоторых хозяйствах района состояние полей уже сейчас чем-то напоминает злополучный Долинский совхоз. Секретарь знал свой район, область, помнил многие поля, речные поймы, увалы, степную часть. Картины мелькали сейчас перед его глазами, и он видел то черные как смоль плодородные земли возле старых лесных засек, то сыпучие и серые, то взрезанные оврагами, как в междуречье Упы и Мечи, где на свежеразмытых бортах проглядывались пласты пород в том виде, как откладывались они веками, тысячелетиями, эрами. Он вспоминал, какие реки проходят в черте района, где они пересыхают и где еще полноводны, так что люди могут брать воду для поливов, помнил тень лесополос, негустую, в, общем-то, тень, хотел бы выхватить из памяти хоть одно яркое поле клеверов и нахмурился, не вспомнив ни одного такого поля. Разве вот только опять в Калининском, у Аверкиева? Там ухитрились сохранить травы в каждом севообороте. И семена ежегодно имеют свои. А поскольку совхоз аккуратно справлялся с заданием по зерну, Фадеичев все с большим интересом вспоминал об Аверкиеве, веселом человеке, всегдашнем оптимисте. В сущности, он единственный директор, который в случае надобности поможет району зерном, не выговаривая себе-никаких поблажек и не обрекая землю на поругание. Не густо таких людей у него…

До сих пор секретарь оставался спокойным за текущие дела. Какими они ни были с виду — поля его района, а все же именно они «работали» из года в год, целыми десятилетиями, регулярно выдавая зерно, в том числе и те сорок пять тысяч тонн обязательных, с которыми связана честь района, и те еще двадцать или тридцать тысяч тонн, которые оседали на месте, шли в пекарни для нужд колхозников и рабочих, на фермы для получения мяса и молока, иными словами — кормили людей, чьи умелые руки добывали этот хлеб. В районе поэтому не ощущали нехватку молока или мяса. Ему было спокойно думать обо всем этом. Казалось, что такой порядок заведен раз и навсегда самой природой, навечно. На то и существует земля и живут в деревнях люди с комбайнами и сеялками, с удобрениями, с насосами для полива, чтобы создавать продукты: доить коров, растить свиней, опираясь на землю-кормилицу, плодородие и щедрость которой неистощимы.

Вот тут и таилась ошибка: понятия щедрости и плодородия зависят от людей. Понятия не вечные…

Неприятное, раздражающее чувство против Похвистнева все нарастало, вероятно, еще и потому, что он, Фадеичев, поддерживал его, ставил в пример другим. Теперь он понимал, каким близоруким руководителем оказался, ограничив свою роль только сиюминутными интересами!

Не впервые приходилось ему думать о судьбе земли, но так серьезно, близко, сердечно — только сейчас. Земля не говорит, не жалуется, не спорит с людьми, которые вправе поступать с ней, как им подсказывает опыт поколений, наука, собственное разумение и те задачи, что диктуются обществом, его потребностями. Всегда ли и всюду ли мы благосклонны к природе? Не оказываемся ли в подчинении задачам мгновения настолько, что забываем заглянуть в предвидимое будущее? И не слишком ли беспечны, неизобретательны в годы стихийных бедствий, когда землю настигает засуха или дождливая, ранняя осень. Разводим руками, не думая, что сами создали условия для стихий. А что завтра, через десять лет? Что с другими поколениями, с грядущим, для блага которого надо работать уже сейчас?!

Передумав все это, Павел Николаевич потер ладонью лоб и глубоко вздохнул. Олег Иванович смирно сидел над своими бумагами и ждал продолжения разговора.

Дверь приоткрылась. Помощник сказал:

— К вам Похвистнев.

— Пусть войдет, — Фадеичев ничем не выдал своего настроения. Сидел, устало опустив плечи. Вот кого он хотел видеть сейчас меньше всего! Ну, раз явился…