— Значит, и он насовсем к нам? — Мать сидела, прижав руки к груди.
— Почти что. Будем в колхоз проситься. Или по найму останемся. Не вытащи я его из города, пропадет мужик. Да и надоело мне там, маманя, до смерти, такая нудная жизнь! Все кричат: Москва, Москва! А что в Москве? Твой подъезд, две комнатухи, ну еще детский садик в придачу. Только и добра, что в магазинах побольше. А для покупок денежки нужны, вприглядку никому не светит. Весь день белкой в колесе, без роздыху. Забыла, что за парное молоко такое. А тут мы корову заведем, курочек, то, другое. Вроде и свой магазин получится. Да и воздухом чистым подышим, лесом-лугом полюбуемся. Жизнь-то, она в сравнении познается. Вот я и сравнила. И-и, маманя, не помрем, обживемся рядом с вами, работа мне знакомая, может, и мой ирод исправится здесь, про бутылку и про дружков позабудет. Тут ведь на троих не сообразишь. Не с кем соображать.
— А с квартирой как же?
— Это я все чин чином устроила. Постояльцев пустила. На год. По договору. Сотня в месяц, и за все услуги они платят. Если ремонт — тоже на ихние деньги. Через юриста, по правилам.
— Кто хоть такие, доверять можно ли?
— Молодые с ребеночком. Он кандидат, она тоже из ученых, спокойные, сам непьющий. А уж благодарили!.. За год вперед отдали. На корову чтобы. Хороший мужик, семья добрая.
С некоторых пор Зинаида все человечество делила на две категории: пьющие и непьющие. Другие признаки отмела.
Стукнула входная дверь. Отец пришел. Катерина Григорьевна пошла подогревать поздний ужин. Шел двенадцатый час.
Михаил Иларионович умылся и сел за стол, молчком оглядывая тарелки и чашки. Выглядел он утомленным.
— Что Зина? — спросил негромко и глянул на дверь спальни.
— Легла только что. Поговорили…
— Похоже, она насовсем? — Это прозвучало так неожиданно, что Катерина Григорьевна даже вздрогнула. — Но почему без детей?
— Угадал ты. Насовсем. И дети прибудут, — как-то не очень уверенно ответила она.
— Может, и к лучшему, Катя, — Савин лениво жевал кусочек хлеба. — Долгое соседство пьяницы с детьми до добра наших внуков не доведет. Тут обстановка другая, мы с тобой что-нибудь значим. А что касается Архипа…
— Да ведь и он приедет! — почти выкрикнула Катерина Григорьевна.
— Вот как! Ну, это уже что-то новое. Веселую жизнь устроит нам этот мужичок! — И он покачал головой, впрочем, без всякого раздражения. — Сама Зина сказала?
— Они квартиру уже сдали. Корову покупать собралась. А жить, как я поняла, хотят в Лужках.
— Узнаю нашу дочь! Наполовину ничего делать не умеет. А вот куда же мы приткнем этого сантехника? На трактор разве? Или на сушилку? Мы две АВМ получили, это такие машины для сушки травы. Одну я двину в Лужки. Точно. Вот и дело для Архипа. Лишь бы ко времени подъехал!
И, сказавши это, Савин повеселел. Жена не знала, что и сказать. Честно говоря, она побаивалась, что скажет отец, узнав о неожиданном решении Зины: не изругает ли, не отпугнет ли? Ничего такого не произошло. Тревога улеглась, на душе посветлело. Вот и хорошо. Вот и славно. Вот и все внуки соберутся. И забота, и радость.
Михаил Иларионович поужинал, но сидел за столом, думал. Каков зятек на деле и в жизни — сказать не мог, а вот Зинаида надежна, она всюду успеет, у нее в руках все горит. Если, конечно, не разленилась за городские годы. Повеселей будет в Лужках. Событие, прямо скажем, для Савина неожиданное. Подарок судьбы. Пусть оживает материнский дом!
— Как ты догадался, что насовсем? — спросила жена.
— По узлам. В прошлом году, помнится, налегке прикатила, а нынче вон как нагрузилась. Стыжусь, что холодно встретил ее. Не обиделась на меня?
— Спрашивала…
— Обстановка в хозяйстве такая, что и радость — не утеха. Не столько работаем, сколько от советчиков отбиваемся. Да еще умные речи часами выслушиваем. Все учат нас, дураков, какой рукой ложку держать, когда за столом сидим.
— В Чурово, поди, ездил?
— Прямо оттуда. Мобилизация всего населения.
— А что населению делать в этакий дождь?
— Вот я и спросил у Глебова. Отчитывает меня, я ему в глаза смотрю и вижу: сам не знает, зачем народ всполошили. Крикнули из области: мобилизуй! Ну и пошла работа, как по трансляции. Кто-то предложил полоть траву во ржах, сурепку, значит, изгонять. Мало, что дожди ниву попортили, теперь еще топтать ногами ее? Какой же хозяин народ в свое поле допустит, там же грязь по щиколотку! Может, лучше траву послать косить? А ну-ка, размахнись косой, когда на тебе плащ коробится?..