Рассказ 2: Карма - это такая сука
Вентилятор на потолке крутился даже не медленно, а вяло. Лопасти, кое-как обклеенные пошлой леопардовой пленкой, совершали полный круг секунд за сорок, при этом лампочка, торчащая из центра вентилятора, секунд на пять или шесть разгоралась в конце каждого круга и потом опять тускнела. - Элли, чертова кукла, - пробормотал Рей Вилльерс, пытаясь приподняться - с первого раза ему это не удалось, - что за дрянь ты мне подсыпала на этот раз? Элеонора Роттенберг, подающая надежды модель из агентства «Торнстон», уже пару раз была поймана на том, что пыталась подмешать Рею что-то в еду - в первый раз это было какое-то средство для приворота, второй - что-то расширяющее сознание, чтобы они смогли «объединить свои мысли». И Рей давно бы уже бросил ее, но у девочки было одно потрясающее свойство - ее кожа, даже после двух часов в бассейне, а потом душа, чуть-чуть отдавала ванилью, и этот вкус будил внутри у Вилльерса что-то совершенно безумное, нутряное. При этом он ее, конечно же, не любил. Он вообще не считал себя способным на любовь. В его двадцать семь у него редко бывало меньше четырех романов одновременно. В последнее время он вел сразу шесть линий, в том числе, не считая Элеоноры, с начинающей актрисой Джен, секретаршей республиканского сенатора Долли и собственной коллегой - инвестиционным менеджером Филиппой. Еще два романа были стеганы на живую нить - с Кэт из офиса окружного прокурора он собирался попрощаться, но она каждую встречу оборачивала в безумный быстрый секс, после которого вечно смывалась, не давая ему сказать ни слова, а замужнюю Лин с упругой косой темно-русых волос до копчика он еще только обхаживал. Пару раз дело доходило до орального секса, но в остальном она была пока неприступна. - Что за дрянь? - Рей повторил эти слова с удивлением. Голос был не его. Он рывком поднялся на постели, с омерзением откинул серую засаленную простынь и заорал от шока. Какие-то твари пересадили ему чужие ноги, руки, отрезали член и пришили дряблый живот и вислую женскую грудь! Рей давно научился держать удар. Он распоряжался сотнями миллионов долларов - чужими деньгами! - и делал это вполне успешно. Успешно - несмотря на то, что мир неумолимо катился ко всеобщему хаосу, и все шло к повторению девятьсот двадцать девятого года, когда не один и не два инвестиционных менеджера покинули свои высокие офисы через окна. - Десять, девять, восемь, - начал было Рей, но писклявый звук собственного голоса добил его и он еще раз заорал, а потом разревелся. Зарыдал в голос, впервые с того момента, когда в его пять лет отец вначале рассказал ему, что он на самом деле супермен и принц с другой планеты, а потом признался, что разыграл его и очень обидно и долго смеялся. На то, чтобы выплакаться, ушло около получаса. Как ни странно, после этого стало чуть легче. Рей даже отметил где-то у себя глубоко в душе - по старой привычке отмечать подобные вещи - что «поплакать может быть полезно для выхода из кризиса, когда есть ощущение, что выхода нет и быть не может». И тут же одернул себя. Поплакать?.. Полезно?.. Он взрослый успешный человек, у него в двадцать семь неплохие счета в нескольких банках, заработанная собственным умом квартира на Манхэттене, его считают завидным трофеем все незамужние девушки Нью-Йорка и множество замужних! - Я еще всем вам, - одними губами сказал он, вставая с постели и пытаясь не обращать внимания на то, насколько плохо тело слушается, как скрипят суставы и колышется жир. Ему срочно нужно было скрыть это тело от собственных глаз - иначе он рисковал вновь разреветься. На полу, рядом с заляпанной жирными пальцами газетой «Нью-Йорк Старз» горкой лежал леопардовый - под цвет вентилятора? - халат. Рей тронул его, в очередной раз почувствовав омерзение - халат был синтетическим, без добавления хлопка, и при этом очень несвежим - чтобы добиться такого сочетания хозяйке наверняка пришлось обыскать самые дешевые лавки в Бруклине, а затем не меньше месяца героически скрывать его от стиральной машинки. А в следующий момент Рей забыл и о халате и о собственной неприятной наготе - потому что он увидел в газете, сразу под пятном, собственную фотографию с аккуратной черной каемкой и какими-то безликими, обтекаемыми словами, которые логично выглядят в коммерческих предложениях и невозможны в любом человеческом общении. Это был некролог. Его некролог. За бесцветными словами скрывалась дурацкая история про попавшего под машину человека. Рея. - Дрянь, дрянь, дрянь, - через пару минут Рей поймал себя на мысли, что он так и застыл, склонившись над газетой, с халатом в руке - и бормочет. Он рывком встал - и у него тут же свело судорогой что-то в боку. Он выгнулся в противоположную сторону - и свело с другой стороны. Он попробовал расправить плечи и выпрямиться - и тут же свело все возможные мышцы, начиная от пресса и заканчивая ягодицами. Стало совершенно ясно, что речи о пересадке рук-ног не идет - он «носил» чужое тело. За своим Рей ухаживал, водил его в спортзал, бассейн и сауну, кормил исключительно полезной - ну или хотя бы дорогой - пищей, одевал в лучшие одежды, подкладывал к нему исключительно красивых и ярких женщин. А нынешний набор костей, мяса и жира нес явные следы небрежения. Рей встряхнул головой - перед глазами показались сталактиты из давно немытых бледных, то ли седых, то ли пепельно-блондинистых волос. - Вот же дрянь, - сказал он и, наконец, осмотрелся. Комната полностью соответствовала его новой внешности. Это был маленький уютный свинарник, оформленный в стиле «техасская ферма проиграла оклахомской». На семнадцати квадратных метрах - или около того - мебели было больше, чем в семидесятиметровой квартире Рея. Вдоль стен стояли жирно-пыльные шкафы, стеллажи, трюмо и серванты, все это было завалено какими-то вещами - сплошь грязными и неухоженными, а наверху лежали старые мониторы и телевизоры, треснутые вазы, закопченные мягкие игрушки. Рей, привыкший к тому, что дома нет ничего лишнего и никогда не забывавший выкинуть разонравившуюся рубашку в специальный ящик благотворительного фонда, стоящий у него в подъезде, глядел на окружающую его клоаку с ужасом. Единственное, что он хранил даже после того, как переставал пользоваться - это были галстуки, по которым можно легко отследить хронологию его взлета. От сорокадолларовых, с простым геометрическим узором в колледже до золотого галстука от Хофманна, купленного полтора года назад и даже до уникальных дизайнерских изысков с ручной вышивкой вместо принта, которыми он пользовался сейчас. Точнее, пользовался до того, как умер. В этот момент - как ни странно, именно через галстуки - Рей абсолютно точно и бескомпромиссно осознал, что его тело мертво. Наверняка гроб будет из красного дерева с сандаловыми вставками, улыбку на его лице растянет лучшее похоронное агентство, а галстук сошьют новый, памятуя о том, что он никогда, ни на одну важную встречу не надевал старый. - Никаких галстуков, - пискнул Рей. - Теперь я - женщина. И вновь разрыдался. Это было глупо, просто до бесконечности глупо, но то, что он никогда не сможет покрасоваться в новом галстуке, уязвляло его сильнее, чем все остальное. Преодолевая брезгливость, он натянул на себя халат - и тот оказался мал. Зачем хранить дома дешевую одежду, которая тебе не по размеру? Грязную, синтетическую одежду с чертовым леопардовым принтом? Следующим этапом был поиск документов. Они обнаружились в алом мешочке из поддельного шелка с какими-то иероглифами. Новое тело Рея Вилльерса откликалось на имя «Оливия Новак», родилось тридцать лет назад, и кое-как закончило школу, после чего, видимо, не только нигде не училось, но еще и ничем особо не занималось. Хотя последнее предположение довольно быстро оказалось опровергнутым - когда Рей нашел настоящие залежи бейджей, на каждом из которых было написано «Оливия Новак, клининг-менеджер» - менялись только названия компаний, торговых и деловых центров. Оливия была уборщицей. Причем, судя по количеству бейджиков - уборщицей ленивой и плохой, которую постоянно увольняли. - Лив, оп тебя с тылу и сверху и мать твою на чердаке через дымоход! - заявил скороговоркой женский голос с акцентом, а затем дверь скрипнула и в комнату влетела крепкая ирландская бабенка из тех, с кем Рей предпочитал не иметь никаких дел. - Чего, спишь еще? Смотри, снова выгонят до срока, потом задолбаешься пособие выбивать! Тебе надо отработать хотя бы месяц, прежде чем тебя уволят! - Эээ... - Ладно, не отвечай, в общем, я рада, что ты прогуливаешь, потому что мне нужно оставить кому-то Кэрол. Эта мерзавка в прошлый раз подожгла дверь говнюку Стоуну. И хрен с ним что подожгла, еще и попалась, так что пригляди за ней, пока я сгоняю по делам. А я тебе куплю сидра и половинку пиццы. - Ээээ... - Все, бывай! Ирландка словно испарилась, а на ее месте стояла тускло-рыжая худющая девица лет десяти в ярко-зеленом платье, брезгливо разглядывающая Оливию. - Я тебя не люблю. Ты жирная, - заявила девочка. - А ты анорексичка, - мгновенно среагировал Рей. - Нищая малолетняя анорексичка. Ты не пыталась есть чаще раза в неделю? Говорят, помогает. Девица открыла рот от удивления. Видимо, Оливия раньше терпела ее выпады. - Иди в угол и не отсвечивай, - в прошлом теле Рей мало общался с детьми и не собирался менять эту традицию. - Можешь поиграть, если найдешь с чем. Как ни странно, мелкая ирландская стерва, поджав гу