Выбрать главу

Еще через пять женским повторила то же самое. Женский. Еще женский. Мужской. А потом мне ответил такой голос, что я чуть не проглотила язык.

- Да, я знаю магию, - сказал он бархатным, с едва заметной хрипотцой баритоном. - Эллинскую, и поганую, и магогскую, и иудейскую.

Сам факт того, что поиски увенчались успехом, не сразу нашел во мне понимание. Потому что от этого голоса я растаяла и забыла обо всем.

Не знаю, что в нем было - обертона, тональности, акценты или что-то еще. Переводчик исправно переводил, но слушала я только оригинал - красивый до боли, до чего-то судорожного, от чего почему-то очень хотелось чуть передвинуть ноги.

Вызываемые не могли мне врать - и не врали. И когда я чуть-чуть отошла, то в голове мелькнуло «тятя, тятя, наши сети притащили не простого мертвеца!».

Я поймала золотую рыбку.

- Как тебя зовут?

- Толуй.

- Ты татарин?

- Нет, я из рода барджигинов.

Это мне ничего не говорило. Впрочем, говорить и не хотелось - я бы с большим удовольствием послушала.

- Расскажи мне о магии.

- Это река внутри тебя, это берега твоей мудрости, это небо под твоими ногами. Магии нет - но она есть. Покажи ее - и глупцы сломают тебя. Спрячь ее - и она сожжет тебя.

Слова были красивыми, но смысл расплывался в оборотах. Может, в этом и была искра смысла, но мне она оказалась недоступна.

- Что ты умеешь делать?

- Седлать коня, править народами, направлять войска. Биться саблей и копьем, кидать аркан...

- Что ты умеешь делать с помощью магии?

- Все.

- Расскажи, как мне научиться владеть ею?

- Ты девственница?

- Нет, - ответила я и неожиданно для себя покраснела. Несколько непривычно, когда мужчина спрашивает современную тридцатилетнюю (ну... хорошо, тридцатидвухлетнюю!) женщину, девственница ли она.

- Ты рожала?

- Нет! - все-таки у некоторых покойников совершенно нет такта!

- Тогда я не смогу тебе помочь.

- Врешь! - разъярилась я. Он оказался неправильной золотой рыбкой!

- Мертвые не могут врать, ты должна это знать. Но я могу немножко лукавить.

И он улыбнулся. Это не было мимикой Анечки - это была хитрая, под стать самому Локи, мужская усмешка.

- Почему ты не можешь меня научить магии?

- Потому что лошадь, которая не может нести всадника или везти грузы - не настоящая лошадь. Потому что сабля, которая никогда не знала крови и руки воина - не настоящая сабля. Ты - не настоящая женщина, ты не сможешь познать магию.

Его голос завораживал. На последней фразе я вдруг осознала, что перевод мне не нужен - я чувствовала смысл сказанного так, будто собеседник говорил по-русски. Для проверки я выключила Промптат.

- Что я могу сделать?

- Роди ребенка.

Я понимала его речь.

Внутри закипело. Лошадь, которая не может везти всадника? Сабля, не знавшая крови? И у той, и у другой должен быть хозяин, от которого зависит выполнение условий. А у меня хозяина нет и быть не может! Я взрослая девочка и сама выбираю, рожать мне или еще пока подождать!

- Толуй, оставь этот разум. Анечка, на счет «пять» ты проснешься и ничего не будешь помнить. Один. У тебя все хорошо, твои страхи оставляют тебя. Два. Ты легко знакомишься с людьми. Три. Тебя все любят. Четыре. Тебе очень комфортно. Пять!

- Ой, как на сердце легко, - поведала Анечка. - Спасибо. Я точно ничего не должна?

- Нет, ничего, - пробормотала я, и как можно тактичнее вытолкала свою немолодую подружку за дверь.

А потом взяла Хроноса, безутешно крутящегося по столу в попытке отвязать от хвоста вилку, распутала узелок, аккуратно положила вилку в звериный домик и с силой швырнула мыша в стену.

Он, дико вереща, распластался на мягких обоях и, протестующее постанывая, начал сползать вниз. Только тут я опомнилась, бросилась к нему, и, убедившись что с ним все в порядке, долго извинялась.

Крон в дальнем углу смеялся, время от времени срываясь на истерические повизгивания.

Толуй - он же, для простоты, Толик - мне понравился. Голос приятный - это ладно. Даже не приятный - а потрясающе обворожительный. Но ведь было и еще что-то. Уверенность в себе. Знание предмета.

И - жизнь. В нем чувствовалось нечто настоящее, всамделишное - как топот копыт по раскаленной степи, как столкновение идей - не придуманных ковыряющими в носу политиками, а живых, за которыми стоят две правды, и каждая из них не может существовать рядом с другой.

Этот голос из прошлого был куда мужественнее, чем большинство имеющих руки, ноги и тела мужчин из моего настоящего.

Я боялась себе признаться, но начинала влюбляться в него.

- Ага, а потом кандидатскую на этой теме защищу, - пересохшими губами прошептала я и расхохоталась.

Следующий день я провела в попытках самоанализа. Испробовала четырнадцать проверенных методик, две шулерские и одну собственного изобретения.