Защити, Господи.
Где-то вдали кричат муэдзины на вершинах тонких, острыми шпилями вздымающихся к голубым небесам минаретов. Сабина не слышит их, скорее чувствует этот никогда не покидавший крови призыв, но склоняется не перед высящимися далеко на юге стенами Священного Города, а перед обращенным к востоку бронзовым алтарем и искусно вырезанным лицом статуи из светлого древа.
Нет Бога, кроме Бога, – возносят молитвы магометане в глубинах своего квартала, и она согласна. Но ее Бога зовут Иисус. Ее Бог смотрит на нее из пламени свечей бронзового алтаря. Ее Бог вновь и вновь посылает ей защитника, зная и понимая, что она не в силах устоять перед лицом джихада в одиночку.
Предавшему веру Пророка – смерть!
Рыцарские шпоры звенят в тишине беззвучных молитв и потрескивающих свечей, и в этом звоне ей слышится мелодичная песнь и гремящий победный гимн одновременно. Тот же гимн, что звучит в шелесте длинной белоснежной котты, перехваченной грубым ремнем перевязи и ниспадающей красивыми складками до самых щиколоток.
Маршал. Маршал.
Мой… маршал.
Матерь Христова, смотрящая на застывшую перед ней сарацинку всепонимающими и всепрощающими глазами – единственная женщина, живущая в мыслях Ордена. Единственная, перед которой они падут на колени, как один, и вознесут хвалу ее добродетели и красоте. Единственная, кто имеет право на их любовь. Сабина зажигает еще одну свечу, за семью, – за отца и мать, за отцовских жен, за всех братьев и сестер, – зная, что ее Бог примет молитву и за магометан, когда шаги раздаются совсем близко и рядом с левым плечом замирает высокий, на целую голову выше нее, белый силуэт. Осеняет себя крестным знамением и неотрывно смотрит на пламя темными, как грозовая туча, серыми глазами. И видит, верно, белые утесы Дувра и пестрящие цветами зеленые болота Норфолка. Три тысячи миль отделяют Иерусалим от английских земель.
Сабина вглядывается в самую глубину огоньков и на долю мгновения чувствует в приносящем покой запахе воска аромат апельсиновых деревьев. Тысяча миль отделяет Иерусалим от города Кербела, что высится в самом сердце Багдадского Халифата.
Сабина раскрывает расслабленные, полусогнутые пальцы, не отрывая взгляда от десятков золотых огней на алтаре, затрепетавших от едва слышного – полной грудью под белой коттой и красным крестом – вдоха. И выдоха, тревожащего пламя еще сильнее. Тревожащего самую ее суть под магометанскими узорами на темной парче и бордовой накидке. Ей не нужно смотреть, чтобы увидеть задумчиво нахмуренные темные брови и сжатые в неестественную прямую линию губы. Она и вовсе привыкла знать его наощупь, в полумраке совсем иных свечей, едва высвечивающих рыжину длинных густых волос и колющей щеки и шею короткой бороды.
Скажи мне, мой железный маршал…
Сабина касается легко, готовая отдернуть руку при малейшем взгляде со стороны, и чувствует в сплетении пальцев теплоту огрубевшей, привычной к рукояти меча кожи и металл маршальского перстня.
Если Бог этого не хочет… То почему мы здесь?
========== Принцесса и серафим ==========
Небо на западе расцветает нежным розово-сиреневым цветом. Клонящееся к бледной линии горизонта солнце смотрит сквозь подсвеченные золотом облака, словно сердцевина диковинного цветка, окруженная крупными, но почти прозрачными лепестками. Золотая лилия на розовом поле*, словно намек на чей-то герб.
Сибилла не может вспомнить, кто украшает свои знамена лилиями. Она далека от политики и ничего не смыслит в тонкостях геральдики, а потому смиренно молчит, если мужчины рядом с ней принимаются спорить о королях и лордах и их символах власти. Из всех гербов и знамен Сибилла узнает лишь золотые кресты Иерусалима на белом поле.
И алый, словно росчерк крови на лезвии белого клинка, крест тамплиеров. Словно пролившееся на белоснежные плиты храма вино для Причастия. Дозволит ли ей Господь…? Если после смерти мужа ей кажется, что Бог отвернулся от нее.
Если брат даже не подошел к лежащему в колыбели новорожденному племяннику. Так и стоял в дверях, глядя не на измученную сестру, так старавшуюся и так молившуюся о рождении здорового и сильного сына, а на красивую темноглазую женщину, взявшую на руки наследника Иерусалима. Сибилла ненавидела ее в тот миг.
Сибилле казалось тогда, что раз она больше не носит под сердцем надежду целого королевства, то ее оставят и позабудут. Запрут в каком-нибудь монастыре, щедро оплатив ее содержание звонкими золотыми безантами. Как женщины, выполнившей свой долг и более никому не нужной.
Белый плащ шелестит по белому мрамору, и Сибилла поднимает глаза от сложенных на коленях, сцепленных до судороги пальцев. Она смотрит сквозь вуаль, голубоватую, почти невесомую, но скрадывающую то, что могло бы показаться ей некрасивым или… обыденным. Сибилла не хочет видеть в нем живого мужчину из плоти и крови.
— Ваше Высочество… Я не хотел помешать.
Даже голос звучит слабым перешептыванием восточного и западного ветров, встречающихся у самой грани облаков, отделяющей грешный мир людей от Царства Небесного.
— Вы не помешали, — отвечает Сибилла так же тихо, и вуаль едва шевелится от вырвавшегося из приоткрытых губ дыхания. — Мессир.
Она не может вспомнить его имени.
Она не хочет вспоминать.
Она видит в этом лице отражение другого, тоже словно бы смазанного призрачной дымкой вуали. Волосы длиннее, тоже светлые, но падают на плечи и не вьются крупными кольцами. Глаза голубые, блестящие, словно вода холодного горного ручья в лучах солнца. Сибилла ищет эти глаза на лицах окруживших ее баронов и наследников западных земель, но почему-то находит лишь в отблеске совсем иных, карих глаз рыцаря в белом, крыльями взметающемся на ветру плаще.
Сибилла не знает, что он тоже видит в полускрытом вуалью лице черты другой женщины. Сибилле не понравилось бы узнать, что он всё же мужчина, а не лишенный страстей и грехов воин небес. Сибилла не слышит беззвучного напева, пронизывающего воздух вокруг обнявшего плечи белого плаща.
Любви цепей, покуда жив, я не отдам обратно.*
Сибилла не знает, что для него крест тамплиеров каждый раз оборачивается кровью на руках. Кровью, сочащейся из перерезанных вен на запястьях. И льющейся из пронзенной мечом груди.
— Почему вы здесь? — спрашивает рыцарь всё тем же шепотом ветра, тревожащего вызолоченные облака вокруг медленно садящегося солнца. Небо обретает малиновый оттенок, и тонкая линия горизонта кажется белоснежным росчерком песка, просыпавшегося на бархат длинного шлейфа.
Почему ты здесь, принцесса, совсем одна, когда все твои поклонники пируют с возвратившимся королем?
Король потерял свою прекрасную крепость у Брода Иакова, король прячет в кожаной перчатке пустоту там, где должен быть указательный палец, но бароны не видят этого, потому что не хотят.
Но замечает рыцарь в белом плаще. Сибилла знает. Сибилла видит по глазам.
— Мне… неуютно там, мессир.