— Рауль, продолжай. Держись фактов, не забывай, он мой брат.
— И мой отец. У меня не слишком много фактов, и узнал я их только сегодня утром. Известно, что отец, если бы Филипп не родился, получил бы Валми, где он жил всегда и любил его со всей возможной силой, особенно после несчастного случая. Он был уверен, что получит его, и вкладывал в него часть дохода от собственного поместья. Я управлял Бельвинь с девятнадцати лет, и знаю, как методично он доил его, лишал возможности процветать. Мы ругались из-за этого все время, я не был так уверен, как отец, что Этьен не произведет потомства. Появился Филипп. Доход Бельвинь стал оставаться на месте и я смог восстановить то, что разрушалось годами. В прошлом году Этьен умер. И немедленно деньги опять пошли в Валми.
— Так сразу?
— Рад, что ты быстро все понимаешь. Да. Очевидно, он немедленно принял решение сделать что-то с Филиппом. Оставалось шесть лет до того, как ребенок вступит во владение. Случай можно было найти.
— Держись фактов.
— Так и делаю. Сэкономлю много времени и нервов, если скажу, что он признался в намерении убить Филиппа.
— Кому?
— Мне. Это все еще наше семейное дело, успокойся.
— Понятие. Итак, я уехал в Грецию и передал ему мальчика.
— Я долго не осознавал важности того, что происходит с Бельвинь. Не так-то легко поверить, что твой отец — убийца. Я просто злился, но не понимал, зачем и почему он это делает. Когда в начале апреля я поехал туда, я хотел посмотреть, как устроился Филипп, но притом не думал, что что-то не так. Услышал, что поменялась гувернантка, и хотел на нее посмотреть. Валми никогда не подходил для детей, но на этот раз все выглядело хорошо. На следующий день произошло событие, которое могло оказаться фатальным.
Он продолжал рассказывать про выстрел в лесу, Элоиза молчала, Рауль следил за ней.
— Даже тогда я ничего не подозревал, нельзя так подумать без особых причин. То есть я начинал подозревать, но боролся с этим. Понимаешь?
— Да.
— Я и думал, что поймешь.
— Но ты достаточно подозревал, чтобы быстро вернуться? На пасху.
— Меня привело туда не только и не столька подозрение. В действительности до этого бала я не так уж и подозревал, а потом тебе позвонил. Но тогда произошли два события. Мисс Мартин рассказала мне еще об одном происшествии, мальчик чуть не упал с балкона, его спасло только то, что она раньше заметила слабый камень и положила там что-то поперек.
Ипполит посмотрел на меня со странным выражением, я поняла, что ничего хорошего Элоиза про меня не рассказывала. Рауль продолжал, лице Ипполита менялось, будто он получал совсем новое представление о событиях.
— Элоиза ночью была очень странной. Она казалась испуганной, а мисс Мартин говорила о кошмарах… Не поразили меня, конечно факты, и я тебе позвонил, решил пока не искать официальной помощи. В любом случае, в разговоре с полицией отец имел бы на руках козырь — ничего не случилось. Преступление, которое можно было бы доказать, не произошло. Но я подумал, что ты дашь телеграмму, что возвращаешься, и они успокоятся, если действительно что-нибудь задумывали.
Опять тишина. Ипполит смотрел на Элоизу, Рауль продолжал.
— Кажется странным, что я никак не верил в его способность к убийству. Должен был понять… Но даже пока не поговорил с ним утром… В общем позвал тебя, успокоил совесть. Знал, что на мисс Мартин можно рассчитывать, говорил себе, что я дурак. Я не хотел уезжать, но с утра позвонили из Парижа и пришлось уехать. Это по поводу денег для Бельвинь, я должен был встретиться с парнем, который проезжал через Париж. Я собирался там пробыть до среды и вернуться вместе с тобой, но как только уехал, стал все больше беспокоиться. Будто на расстоянии все видно яснее. Только тогда я на самом деле поверил, что есть опасность. Позвонил в Валми по какому-то фальшивому поводу, он сказал, что получил твою телеграмму, казался довольным, я повесил трубку в полной уверенности, что это — бред. Но… К вечеру я не мог этого вынести. Позвонил в аэропорт, был один билет на ночной полет, я оставлял машину в Женеве и поехал прямо в Валми. Приехал рано утром, оказалось, что Филипп и мисс Мартин исчезли. Ну и интересно, как Элоиза тебе все это объяснила?
Она продолжала молчать. Отвернулась. Только пальцы шевелились. Ипполит заговорил, но я его перебила.
— Это не важно. Я расскажу, что случилось. Ночью во вторник я узнали о планах месье Валми. Бернар был пьян и рассказал о них Берте, служанке. Она пересказала мне. Я должна была утащить Филиппа, не знала куда идти. Мы прятались, а потом стали ждать вас тут. Это все.
Я замолчала. Между мной и Раулем распростерлась многомильная пустыня. Если я когда-нибудь расскажу ему остальное, то не здесь и не сейчас.
Ипполит повернулся к Раулю:
— Продолжай. Ты вернулся и обнаружил, что их нет. Ты пошел к Леону?
— Да. Существовала масса теорий, почему они убежали, но я был уверен. Мисс Мартин получила какое-то доказательство, что мальчик в опасности и убрала его от нее. Я ругал себя, что не дал развиться собственным подозрениям, и пошел к отцу. Неприятный разговор. Скажу коротко. Он сначала так хорошо все отрицал, что я почувствовал себя идиотом. Но факт что Лин… Что мисс Мартин убежала, существовал, и он постепенно заговорил по-другому. Сказал, что мисс Мартин нельзя считать незаинтересованной в судьбе Филиппа.
— Что ты имеешь в виду?
Он не ответил, пришлось заговорить мне.
— Месье де Валми имел основания верить, что я люблю месье Рауля.
— То есть вы могли хотеть избавиться от мальчика? Очень расчетливая молодая леди. И как ты среагировал на это предположение, Рауль?
— Это такая чушь, что я даже не рассердился. Засмеялся и сказал, что я тоже заинтересован. Собираюсь сделать ее женой, и если что-нибудь случится с ней или мальчиком, обращусь в полицию.
Тишина.
— А потом?
— Буду очень краток. Потом он опять передумал и предложил мне войти в дело. Сказал, что нам с женой будет выгодна смерть Филиппа. Он не понимал, что я не соглашусь, был убежден, что я уговорю ее, как жену, принять участие в его планах. Мы могли бы уговорить тебя вернуться в Грецию, а потом разделаться с мальчиком. Придумать какую-нибудь глупость про Линдин побег, ну что она убежала ко мне, превратить большой скандал в сексуальное приключение. Он предложил мне найти ее и заставить всех поверить, что она убежала ко мне.
— Ну?
Самым ужасным в этом разговоре было то, что никто не удивлялся. Ужас, может, и присутствовал, но не удивление. Рауль продолжал.
— Я не много ему ответил, а то бы применил силу. Просто сказал, что мы не дадим вредить Филиппу, нужно перестать говорить глупости и начать искать их обоих, а то скандал вряд ли удастся остановить. Я думал, что Линда может попытаться найти меня в Париже, позвонил туда, но никто не звонил. Я оставил сообщение с консьержкой на случай, если Линда позвонит позже. Я был так уверен, что она связалась бы со мной, что даже подумал, что она на самом деле не убежала, а что-то случилось с ними… Но это не важно. Тут появился Бернар, он их искал, удивился, увидев меня, но я сразу дал ему понять, что их нужно найти и быстро. Я подумал, что они могут искать помощи у англичанина, знал, что Линда с ним знакома и был рад, что у нее есть хоть один друг. Я позвонил в «Смелого петуха», где он иногда ночует, но англичанина там не оказалось, и его не ждали до обеда. Я отправил Бернара в домик, но оказалось, что он там уже был и не нашел их. Он рассказал, где еще искал. Искать было непонятно где… Но это тоже теперь не важно, он понял, что надо переходить на мою безопасную сторону. Потом я сказал отцу, что если с ними даже на самом деле произойдет несчастный случай, я убью его. И ушел. Это все.
Я смотрела на пол. Это все. Я потом узнала, что он обыскивал равнины, звонил консулу, в больницы, полицию… Стало ясно, что, во-первых, Леон де Валми не знал, что слухи о моей помолвке правдивы, а во-вторых, Рауль ничего не знал об окончательном замысле, о том, что мне действительно намеревались навредить. Бернар перешел на его сторону. Я была права ночью, не опасность исчезла рано утром, как только Рауль вернулся. Собак отозвала. Мы были в полной безопасности. Я разглядывала пол. Тишина. Мужчины смотрели на женщину. Она сидела очень тихо, откинулась на спинку, руки не шевелились, бледные широко открытые глаза двигались с одного лица на другое. Ей было незачем говорить, все и так ясно, обо всем сказало жуткое облегчение на ее лице.