- Как видишь, сынок, как видишь. Не угнаться мне за оленем, да и с браконьером не сладить. Вот отец твой - добрая душа - не дал старику помереть с голоду. Я теперь у него в конюхах. В главных. Да оно и нетрудно это, быть главным, когда ты один и есть. Я мальчишку, подручного моего, не считаю.
Грациллоний с удовольствием вслушивался в звуки родного наречия, простого и бесхитростного. С отцом они говорили на латыни.
- И в лесу мне уж делать нечего, - к нему подошла собака, и он ласково потрепал ее за длинное ухо. - Проданы наши леса... Хорош песик, а? Бриндлу-то нашу помнишь? Ее щенок, из последних. Жаль только его, тоскует он без леса. На оленя бы хоть раз... Кровь у него охотничья.
Он мягким шлепком отогнал собаку и потянул Грациллония за руку:
- Проходи, проходи, молодой хозяин. Посмотри, кого мы с отцом тебе покажем. Джуна ожеребилась тем летом. Да каким красавцем! Коли уж он нас обманет и в клячу вырастет, то тогда, получается, я больших хвастунов сроду не видел, а я-то за жизнь повидал всякого!
В полумраке конюшни остро пахло лошадьми, подпревающим сеном и навозом. У Грациллония слегка закружилась голова. Он остановился поприветствовать трудягу-мерина и кобылу Джуну. Джуну он погладил по теплому шелковистому носу, и она узнала давнего приятеля и даже всхрапнула от удовольствия. Перед стойлом жеребца Грациллоний замер в восхищении. Увидев незнакомца, жеребец отпрянул от кормушки и насторожился; под лоснящейся шкурой его играла каждая жилка, подрагивал каждый мускул. Он был как огонь. Нет, как ураган во плоти и с кровью в тонких сиреневых венах. Прекрасный жеребец.
- Сама Эпона сочла бы за честь проехаться на нем, - с гордостью произнес Гвинмэйл. Все императорские рескрипты были ему нипочем - он оставался верен древним богам белгов.
- От кого он? - спросил Грациллоний.
- От производителя с племенной фермы Коммиуса, - ответил Марк.
- Неужели? Сенатора Коммиуса? Он, должно быть, содрал с тебя немало солидов.
- Это верно, но и я внакладе не останусь. Знаешь, сын, что я задумал? Я огорожу землю, которая у нас еще осталась, вырублю кустарник и устрою пастбище. Знающих людей в помощь всегда можно будет найти: тех же отставных кавалеристов из восточных провинций или их сыновей. Буду разводить коней. Чистокровных скакунов.
- И кто их у тебя купит?
- Армия. В Константинополе - я знаю из верных рук - в армии уже вводят азиатские седла. За такой кавалерией - будущее. Только катафрактарии смогут отогнать варваров от границ Империи. Раздавить их. До Британии это дойдет не скоро, но, по слухам, легионы в Галлии будут усилены именно кавалерией. Тут и пригодятся мои лошадки! К тому же, - Марк мрачно усмехнулся, - без быстрых коней и богачам не обойтись - вдруг набег варваров или мятеж? - Он замолчал, глядя в пустоту.
- Жеребца я оставлю на племя, - сказал он наконец и мягко тронул Грациллония за руку, - но лучший из его потомства будет твоим.
- Благодарю, отец. Только не знаю, когда... В общем, мы все обсудим.
Выйдя из конюшни, отец и сын направились к Римскому тракту. Войны в этих краях давно не было, колею не разбили тяжелыми повозками, и они не торопясь прогуливались по ровной дороге. К этому времени на поле появились пахари. Всего двое. Но Грациллония удивило не это. Он заметил, чем они пашут: допотопными деревянными сохами. Тяглом служили коровы. Грациллоний остановился.
- А где наши плуги?
- Проданы, как и многое другое, - ответил Марк. Грациллоний вспомнил удобные колесные плуги с острыми резцами, с железным отвалом, и гладких крутобоких быков, и исчезнувшую семейную мебель, и проданный лес...
- Но почему, отец, почему? - выкрикнул он с горечью.
- Земли у нас теперь не так много. Хорошие плуги нам теперь ни к чему.
- Ты продал... не только лес, но и... Ты продал землю?
- Ничего другого не оставалось. Налог на воду вырос в два раза. Тассиован разорился, Лаурентин принял яд, а Геннеллий сбежал и, говорят, скрывается в Лондинии, среди отребья.
- И кто купил наши земли?
- Коммиус. Кто же еще...
Ярость захлестнула Грациллония горячей волной. Коммиус... Этот проходимец, этот похабник. Льстец и лизоблюд. Кровосос. Коммиус, который купил - и это ни для кого не секрет - сенаторское звание, чтобы увильнуть от обязанностей декуриона; Коммиус, имеющий наглость утверждать, что он способствует улучшению нравов, воспитывая в народе любовь к высокому искусству, когда в его театре - и это тоже всем известно - ставятся самые похабные представления, повышающие, между прочим, доходы публичного дома, ему же и принадлежащего.
- Так уж устроен этот свет, - вздохнул Марк. - Негодяи всегда были и, как это ни печально, всегда будут. Уж не одну сотню лет предрекают гибель Риму, гибель от разврата и мздоимства. Но Рим стоял и стоять будет. В прошлом году, кстати, я задал Коммиусу хорошенькую трепку. - Марк ухмыльнулся, и в морщинистом лице его мелькнуло что-то волчье. - Он потребовал закрытия Митреума. В соответствии с рескриптом императора. Я собрал своих друзей, и мы заявили, что в первую очередь будет закрыт его театр. И нам придется вызвать из Рима комиссию, которая решит, что же представляют в его театре: сцены из мифов и легенд наших предков или искусно замаскированные языческие обряды. А заодно пусть императорская комиссия поинтересуется его торговыми и еще кое-какими делишками, несовместимыми по закону со званием сенатора. Его, бедного, чуть удар не хватил. Он вскочил, забегал, весь пунцовый, лысина в поту, пролепетал что-то бессвязное и притих. Жаль, что ты не видел. О Митреуме не было сказано ни слова. Все-таки иногда бог вознаграждает ревнителей своих веселой минутой!
Может быть. Но ревнители уходят один за другим, и места их пустуют, подумал Грациллоний. Он уже успокоился. Проданных земель все равно не вернуть, и нечего бередить отцу раны.
- Значит, налогов ты теперь платишь гораздо меньше, - начал он с бодростью. - Начнешь разводить скакунов, и дела, даст бог, поправятся. Будет что оставить Луцию и его детям.
Губы Маркуса сжались. Налетел сильный порыв ветра, и некоторое время они шли в молчании.
- Нет. Я не хотел огорчать тебя вчера, - произнес Марк безжизненным голосом, глядя на дальние холмы. - Не хотел портить нам вечер. Луций не подарит мне внуков. Луций теперь христианин. Он учится у епископа в Аквах Сулиевых. Собирается стать священником. И принести обет безбрачия.