Выбрать главу

– Да что с локацией опять? – раздраженно пробормотала Рита.

Они с Катей уткнулись в телефоны, которые подсвечивали их лица сероватым сиянием. Делая похожими на мертвецкие – слишком бледными, слишком гротескными.

– Вы идите, – сказала Рита смущенно застывшим Варваре и Лизе. – Не надо с нами торчать.

– А мы поспим на ближайшей скамейке. – Катя смешливо щурилась, поворачивая телефон экраном к подружке. – Приложение не работает. Совсем.

– Тоже, – кивнула Лиза, быстро проверив свой.

– И сеть вообще, – сообщила Варвара, щелкая кнопкой блокировки.

«Прости, милая. Это из-за меня».

Филипп скривил губы в усмешке, подглядывая за девичьей компанией через плечо парнишки, шатающегося из стороны в сторону перед ним. Филиппа тоже скоро начнет шатать, слишком долго он пробыл в этот раз на Поверхности. Слишком тяжело становилось дышать, а темный двор уже кренился перед глазами.

Но он проводит Варвару. Не может не проводить. Время теперь слишком позднее, а на улицах полно разной дряни всех степеней опьянения.

– Может, все к вам? – с надеждой спросила Катя. – До общаги всего ничего.

Лиза задумчиво пожевала губу. Бросила быстрый взгляд на Варвару.

– Предпочитаю спать дома, – отрезала Рита.

– Вахтерша так просто не пустит, – сообщила Варя с ней почти в унисон.

Филиппу стоило бы отойти на пару шагов, чтобы их телефоны снова могли поймать сеть. Но он не стал, забавляясь тщательно скрываемой паникой, нарастающей среди них. Он считал, что девицам не следует гулять допоздна.

Рита все больше злилась, пытаясь побороть неработающее приложение. Катя оглядывалась на «Дом, в котором», вероятно, прикидывая, до скольких может еще посидеть в пабе. А Лиза и Варя обменивались смущенными взглядами. Они могли бы уйти, до общежития и правда было всего ничего. Но не уходили.

Забавно. Ведь стоило им это сделать, и у подружек получится вызвать такси.

Но, конечно, откуда Варе о том было знать.

* * *

Петроверигский переулок был близнецом Девятой линии. Очень недурной копией, а потому отыскать его оказалось совсем несложно. Как и привыкнуть к Поверхности вообще. Все московские улицы, перекрестки и парки повторяли карту своей подземной, изначальной и правильной версии – Кри́пту. Его родную Кри́пту.

Филипп шел по Девятой линии и впервые за долгое время мог дышать полной грудью. А там, почти в километре над ним, на Поверхности, шаг в шаг с Филиппом следовала по Петроверигскому переулку Варвара. Он чувствовал ее, ощущал самой кожей.

Теперь они были неотделимы друг от друга так же, как неделимы были два их города: Кри́пта и Москва.

Москва и Кри́пта.

Варвара была там, наверху. Лавировала между лужами, проходила здания одно за другим, уже к ним слишком привыкнув, уже их не замечая. И, конечно, не зная, что каждая постройка, каждый памятник и фонарный столб уходили корнями глубоко под землю. Для Варвары – для всех на Поверхности – это всегда были просто дома. Просто рестораны, театры, историческое наследие… Только вот их фундамент не был фундаментом. Никогда.

Долго пребывать на Поверхности Филипп не мог – как и все дети подземного города. Атрибуты верхнего мира… его механизмы, технологии, сами идеи с волшбой не уживались. Они отравляли Филиппа, облучали его. А он облучал их в ответ. Заставлял Поверхность сбоить, а ее механизмы – ломаться, просто находясь рядом.

Москва и Кри́пта душили друг друга.

Филипп был вынужден уходить, уползать под землю, когда находиться на Поверхности становилось слишком невыносимо. Потомок тех, кто был отвергнут этим городом, проклят им.

Но он мог ощущать свою «иноземку», «чужачку». Подпитывать ее силами, вдохновением, удачей. А взамен…

Кри́пта и Москва питались друг другом.

Варвара шла по Петроверигскому переулку. И Варвара смеялась. Филипп не мог этого ни слышать, ни видеть, но он знал. Чувствовал. Она была так счастлива… она испытывала небывалое воодушевление, почти эйфорию – сама, конечно, не понимая почему. Но Филипп понимал. Это был его смех – не ее. Не ее счастье – его. Он был здесь, внизу. Шагал в ногу с Варварой, задрав голову к куполу своего подземного города. И одаривал девчонку чистым наслаждением… топил в собственных эмоциях.