«Потому что мы связаны, едины».
Его окружали каменные многоэтажные дома. Огромные здания, казавшиеся почти бесконечными. Все темно-серые, все близнецы друг другу. Они так отличались от той хаотичной пестроты, какой становились, оказываясь на Поверхности.
Гигантские сооружения Кри́пты – в пятьсот, восемьсот метров высотой. В детстве Филипп думал, они не заканчиваются никогда. Так и тянутся в темноту, в вечность. Но они, конечно, заканчивались. Все эти исполинские постройки пробивали купол Кри́пты, таранили полукилометровый пласт земли над ним и прорастали на московских улицах. Венчались жилыми домами, театрами, ресторанами… Маленькие разноцветные грибы – какими славными и безобидными они казались по сравнению с телом собственной грибницы. Огромной, спрятанной глубоко под землей.
Варвара хохотала, и хохот ее звенел и переливался прямо у него в голове. Филипп прикрыл глаза на мгновение, представляя ее разгоряченное весельем лицо. Теплую розовость щек и влагу в уголках глаз. Идеальное, совершенное зрелище.
Он открыл глаза, встречаясь с пустым полумраком Девятой линии, зажатой в тисках молчаливых многоэтажек.
Одинаковые монструозные здания Кри́пты… Филипп вырос среди их мрачных силуэтов. В них работали, жили, учились. Они, в общем-то, служили тем же целям, что и на Поверхности. И еще одной, самой важной. Они удерживали купол подземного города. Они – и длиннющие, толстые колонны с километр высотой, что проклевывались на Поверхность памятниками, статуями, монументами: Юрий Долгорукий, Минин и Пожарский, Петр Первый…
Ни Варвара, ни большинство обитателей верхнего мира об этом, конечно, не знали.
Здесь по фасадам зданий змеились выдолбленные прямо в них лестницы. Никаких перил, только открытые площадки перед дверями. И сотни каменных ступеней, убегающих далеко ввысь – в свод купола. Здесь между высотных построек сновали крылатые повозки. Здесь дома оплетал дикий толстый плющ, по стенам вверх и вниз носились стрекочущие подъемники на чугунных шестернях. Здесь творили зельевары и артефакторы, а дети носили маски – деревянные, картонные, фарфоровые. Здесь была целая жизнь. Тайная община, братство.
Но Варвара и жители Поверхности не имели об этом понятия.
А Кри́пта давала Москве фундамент. Была ее мицелием. И они ширились, разрастались… Вместе. Из года в год – под землей и над ней, – охватывая и пожирая все новые и новые территории.
Варвара прошла Старосадский переулок, а Филипп – Десятую линию. Она свернула на Покровку, а он – на Одиннадцатую.
Все было идентичным. Все было парным, дуальным. Москва и ее доппельгангер. Все было так схоже…
Кроме метро. Кроме подземных парковок и переходов.
Филипп ненавидел метро.
Жители Поверхности, когда-то изгнав неугодных под землю, успели о том позабыть. Но их тянуло к корням, старым наукам, волшбе. Они по-прежнему гадали по звездам, верили в приметы, раскладывали карты Таро и звали давно умерших. Все копали и копали землю, неосознанно, но так предсказуемо искали то, что сами давно отринули. Они лезли, куда не следовало, рушили, сами о том не догадываясь. И земля то и дело дрожала у них под ногами, но они списывали то на движение метрополитена. И плитка на их тротуарах трескалась и крошилась, но им было не дано понять, что тому было настоящей причиной.
А еще людям не дано отыскать Кри́пту. И хоть они перерыли всю землю над куполом подземного города… ниже опуститься им не позволили.
Варя дошла до двадцать шестого дома, и Филипп скрипнул зубами, застывая посреди тротуара. Он перестал ее чувствовать. И знал почему. Ее любимое место, она ходила туда каждый день. Проклятое заведение, пропитавшееся смрадом жареных кофейных зерен. Ему казалось, он может ощущать их призрачный запах. Тот проступал горечью на языке.
– Ой-ой, проиграл, – хихикнул над ухом голос сестры. – Она в «домике».
Он к ней даже не повернулся. Сестра была приставлена за ним наблюдать. Сестра изрядно надоедала.
Филипп, задрав голову, таращился в арочные своды высокого купола Кри́пты. Тот был так далеко… Он мерцал, расписанный рунической вязью – сияющей, синей и зеленой. Руны переползали на здания, разгоняли полумрак, окрашивали все вокруг ужасно холодными болотными и голубыми оттенками. Делали этот тихий подземный город, его улицы, серые дворцы и серые дома какими-то… мертвыми. Филипп раньше этого и не замечал.
– Ненадолго, – ответил он.
А там, на Поверхности, светило солнце.
Варвара носила бесформенные кофты и штаны. Прятала лицо под козырьком кепки. По сто раз проверяла, заперта ли дверь в комнату общежития. Плотно задергивала шторы, когда включала свет. Ходила в одном наушнике. По вечерам оглядывалась через плечо. Зажимала в кулаке ключ.