Это «тоже» оседает пудом холодного железа где-то в желудке.
Я готова отдать все, чтобы эта погоня никогда не заканчивалась. Я готова отдать не меньше, чтобы она закончилась поскорее.
– Леонид Михалыч, может, это все-таки ошибка, – выдыхаю я на бегу. Ноги отбивают по асфальту бешеный ритм моего пульса. – Я не верю, что он мог…
– Вы не видели то, что видел я, Василиса, – рубит тот, опровергая мою попытку апелляции. – Тому бедному уборщику вспороли горло, как свинье.
Я и правда не видела. Не хотела видеть, не хотела даже представлять. Факт отказывался укладываться в голове, словно квадратный предмет пытались запихнуть в круглую рамку не по размеру.
Все, что я знала о человеке, было круглым и теплым, как свитое нами гнездо. Известие, что он убийца, – черным квадратом, замаравшим и закрывшим всю нашу жизнь.
Мы молчим до знакомого двора, где взмывают в бумажно-белое небо синие шпили жилого комплекса. Муж шутил, что, покупая квартиру в похожем на замок доме, родители предчувствовали появление в его жизни прекрасной принцессы.
Сейчас эти шутки кажутся чем-то из прошлой жизни.
Я гляжу в затылок Пашки: мой друг, мой рыжий якорь, моя единственная точка опоры в сломавшемся мире. Человек, которого я зову соратником – уже без иронии – пять лет, с первого боевого выхода. На наших глазах уходили многие, но мы друг у друга оставались. Уход был про других, не про нас. Мы самонадеянно думали, что мы вечны, что мы будем друг у друга всегда, что даже если мир сойдет с ума, мы прикроем друг другу спину.
Про того, за кем мы бежим, я думала так же.
Я позволила себе опустить клинок, лишь когда последняя ночница истаяла в воздухе с воплем, режущим барабанные перепонки.
– Где ж главная тварь-то, – прошипел Пашка, ведя пальцем по веснушчатому носу, возвращая очки на переносицу.
– Дальше. – Артемий, прикрыв глаза, прислушивался к воздуху. – Рядом.
– Надеюсь. Надоело брести по колено в дерьме. Предпочел бы в случае чего не краснеть перед патологоанатомом за грязные шмотки.
Ночницы не относились к вредоносным духам первых категорий, но в большом количестве они причиняют немало неприятностей. К тому же, как и все слабые духи, обычно они собирались подле действительно сильных призраков.
Артемий указал куда-то в дальний конец коллектора, и мы подчинились немой команде. Я шла замыкающей: Проводника всегда помещали в центре строя, прикрывая с обеих сторон. Артемий… Почему все-таки не Артем? С другой стороны, чего еще ожидать от супругов с фамилией Богородские…
– Канализация, – театрально прошептал Санек, мыском сапог разгребая вонючую воду между склизких стен. Фонари на наших лбах выхватывали темные потеки, расползавшиеся по каменной кладке, как тентакли. – Конечно, он не мог выбрать место поуютнее. Всегда канализация, или кладбище, или заброшка.
– Отходы человечества. Как и все, с чем мы боремся, – пробормотал Пашка. – Слушайте, а вроде где-то здесь рядом Проводника из Второго отряда загасили?..
– Не его загасили, а он загасился, – ответ Санька прозвучал со свойственной ему неподражаемой смесью грусти и брезгливости. – Идиот.
– А, точно. Как его там… Игорь, что ли?
– Ребята говорят, последний год бухал как не в себя…
– Там. Близко. – Наш Проводник замер, глядя в черноту перед нами, и Бойцы моментально затихли. – Я воплощу его.
Артемий привычно сомкнул ладони, пока я скользнула вперед, встав плечом к плечу с соратниками. В коллекторе повисла тишина, нарушаемая лишь хлюпаньем воды, лижущей наши ноги.
Щелчок – Пашка взвел курок своего заговоренного револьвера.
Тьма ожила стремительной тенью, метнувшейся к Проводнику. Вспышка, выстрел, хлопок – и призрак замер, издав переходящий в ультразвук вой. Полыхнули кроваво-алым щели глаз на жутком подобии человеческого лица с размытыми чертами; растянулись в стороны два крыла – сгустки мрака, обретшие материальность.
Черный. Категория один.
Испугаться я не успела. Санек рубанул Черного по голове, чуть не достав до глаз. Рассеченная плоть твари тут же стянулась – все равно что пытаться разрезать молоко, – и соратник едва успел перекатом уйти от хлесткого удара темного крыла.
– По глазам! – кричал сзади Артемий, пока Пашка щурился, целясь.
Еще один выстрел – еще один вопль: одна красная щель потухла. Черный скользнул вперед, но я уже рубила верхним проносным. Киссаки[8] наискось прошло сквозь светящуюся красным цель. Я успела рухнуть в воду спиной назад, прежде чем тварь замерцала изнутри золотым огнем, миг спустя рванувшим наружу взрывной волной. Жар, казалось, достал меня даже под водой.
8
Острие клинка, а также ближайшая прилегающая к ней область с характерно изогнутым лезвием (яп.).