Соня беспокойно терла грудь, скрытую под облегающей водолазкой. Сквозь ткань проступали очертания цепочки.
Я облизала пересохшие губы, всматриваясь в темноту коридора, откуда выглядывал громоздкий дубовый комод.
– Так вы зайдете? – Сонечка попятилась, точно мне могло не хватить места. И, точно заманивая меня, из квартиры потянуло запахом свежей выпечки. – Вы же этого хотели.
Живот скрутило от сосущей пустоты.
– Не уверена.
На краю зрения мелькнула Белая.
Голова кружилась.
– Вы голодны?
– Да! – воскликнула я. – Очень.
– У меня готов обед.
Мне так отчаянно хотелось есть. На прошлой неделе я заплатила за счетчики, и на карте почти ничего не осталось. Кофе я не пила уже несколько дней. Ела в гостях у подруги и запасенную мамой заморозку из холодильника. А в ответ от заказчика на вопрос, когда придет оплата за проект, получала только неизменное: «Перевод гонорара займет некоторое время».
– Будете чай? – робко спросила Сонечка. – Кофе?
Кофе.
Ноздрей тут же коснулся запах свежесваренного кофе.
Это что же, я продамся за чашку кофе?
Мне стоило уехать. На проездном еще осталось несколько поездок.
Я должна была уехать.
Ключ у меня. Я выполнила то, что от меня требовалось. Этого же ей достаточно?
Но как же хотелось есть. В конце концов, можно было только пообедать.
И стоило оставаться честной с самой собой: этого недостаточно мне.
В глазах потемнело. Слева – на самом краю зрения – снова появилась Белая. Оно все еще сидело под самой дверью в углу. Смотрело прямо на меня.
– Кофе, пожалуйста.
Я едва не перепрыгнула порог, лишь бы не поддаться искушению, не заглянуть в глаза этой Белой.
И столкнулась с собственным бледным отражением в массивном зеркале в полный рост. Вся в сером и черном, я почти сливалась с полумраком коридора, и только осунувшееся лицо с ввалившимися глазницами взирало устало. Я поспешила опустить глаза. Не нагибаясь, наступив на пятку, сбросила кроссовки, пнула их в угол на входном коврике. Сонечка присела, чтобы аккуратно поставить их на пустую обувницу.
Гардеробный шкаф из темного дерева занимал половину коридора, загораживая проход к единственной открытой двери, откуда лился свет.
Громко тикали большие часы с маятниками. Я удивилась, заметив, что стрелки показывали три. Время еще не достигло полудня.
– Они сломались, – пояснила Сонечка.
И правда: маятник раскачивался, стрелки дергались на месте, но дальше трех часов не сдвигались.
– Вашу одежду. – Сонечка распахнула пустой гардероб, достала вешалку, ожидая меня.
– Да не стоило. – Я бросила рюкзак на пол и поспешно стянула ветровку.
Сонечка аккуратно повесила ее.
– А где все вещи? – спросила я, кивая на пустоту внутри.
– Все подготовили для новой хозяйки. – С лица Сонечки не слезала льстивая улыбка.
Неосвещенные стены были завешены картинами. Я не успела толком их разглядеть, отметила только те, что узнала из перечня имущества, и в голове с щелчками кассового аппарата умножалась сумма.
Я перечитывала этот перечень раз за разом несколько недель подряд, пока голод усиливался, рос, пока он не начал душить меня, а сон вовсе пропал. Я только и видела перед глазами что этот перечень, эти картины, статуэтки, вазы, ювелирные украшения, антикварные книги – все то, чем была завалена бабушкина квартира. И это помимо ячеек в банке. И дачи. И еще нескольких квартир под аренду по всей Москве.
– Я ужасно голодна, – вырвалось у меня.
– Тапочки?
– Не надо, спасибо.
В одних хлопковых носках я прошла на кухню вперед Сонечки, точно знала заранее, куда идти, хотя никогда не заходила в эту квартиру прежде. Мама не разрешала мне даже переступать порог. Она пришла бы в бешенство, узнай, что я приехала, но маму никогда не тяготило то же, что и меня. Ее это обошло.
Она потерянная, замкнутая, придавленная весом прошлого, но ее не зовет голос по ночам. Она спокойно спит. Она не жаждет большего. Ее не схлопывает изнутри от сосущей пустоты.
И из темного мрачного коридора, где Сонечка почему-то не зажгла свет, выглянула пронзительно светлая кухня.
Белая мебель, хрустальная люстра. Ветерок из приоткрытого окна покачивал капельки, свисавшие со светильников, отчего по комнате разливался легкий перезвон, разбиваясь на десятки голосов.
Не зовут с кладбища…
Я остановилась напротив окна, взирая на раскинувшуюся под ним бескрайнюю зелень Царицынского парка. Мне всегда казалось странным, что, владея несколькими квартирами в историческом центре, бабушка выбрала жить в спальном районе почти у самого МКАДа.