– У меня тут всего понемногу, – закудахтала Сонечка.
Ее голос оторвал меня от созерцания парка и заставил обратить внимание на стол. Она уже заставила все тарелками. Еды хватило бы на человек десять.
Мне было все равно, что есть.
Я схватила пирог, лежавший сверху стопки, засунула почти целиком в рот, а глаза уже побежали по рулетикам из ветчины и сыра, баклажанам, стейку, оливкам, салатам – трех видов.
– Ох, Сонечка, спасибо!
Я отодвинула стул, плюхнулась на него и, не задумываясь, не разговаривая, принялась накладывать на тарелку. Пироги с капустой, фаршем, грибами. Салат кальмаровый, овощной, «Цезарь», печенка жареная, мясо по-французски… хотелось попробовать все и остановиться уже никак не получалось.
Пока живот не заболел.
Я остановилась с поднесенным ко рту куском брусничного пирога.
– Очень вкусный, – сказала Сонечка. – Попробуйте.
Но рука опустилась сама собой. Я устало вздохнула. Пузо раздулось такое, что тут же стало стыдно, мерзко от себя. Этой еды могло хватить на несколько человек. И зачем было съедать – нет, сжирать! – это все зараз?
Стыдливо я покосилась на Сонечку. Окажись на ее месте мама, она бы посмотрела с укоризной, осудила за избыточность, за жадность и напомнила, что метаболизм мой уже не тот, и можно быстро набрать вес.
Не думать об этом уже не получалось. Как и о письме от заказчика. И о деньгах на карте. И о…
Сонечка наклонилась, положив локти на стол, а я пригляделась к тому, как натянулась водолазка на груди, четче очерчивая звенья цепочки.
– Понравилось? – спросила Сонечка.
– Очень, – ответила я.
– Вот и замечательно, – расплылась в довольной улыбке Сонечка. – А теперь ложитесь спать.
– Днем?
– Старая хозяйка всегда отдыхала в это время.
Глаза и вправду начали слипаться. Сытое тело сделалось ленивым, неповоротливым.
– Ложитесь отдохнуть. Я подготовила вам спальню хозяйки… старой, я хотела сказать. То есть теперь вы хозяйка.
– Я не уверена, – пробормотала я, – что хочу ею стать.
– Как же так?! – всплеснула руками Сонечка. – Вы же приехали принять наследство. Старая хозяйка так вас ждала. Очень надеялась попрощаться, да вы не успели.
Я успевала.
Сонечка писала мне каждый день несколько недель подряд, я не отвечала, пока рядом была мама. Она выключала уведомления на моем телефоне – Сонечка писала с новых аккаунтов, через адвоката, нотариуса, соседей, черт знает кого еще. Я пыталась заснуть – мама успокаивала меня и сидела рядом, отгоняя кошмары. Я хотела есть. У меня раскалывалась голова, а одна паническая атака сменялась другой – мама уговорила обратиться к психологу.
Когда бабушка умерла, все закончилось. Мама уехала.
И тогда оно вернулось. Одна я уже не смогла сопротивляться зову.
Он скручивал изнутри, пока его не утоляли. А он всегда хотел больше.
И больше…
От вида блюд на столе мне стало не по себе. На этот раз – от отвращения к самой себе. Разве так сложно было остановиться вовремя? Зачем так переедать?
– Ложитесь спать. – Сонечка погладила меня по руке. – Здесь больше не о чем тревожиться. Теперь вы дома. Все будет так, как и должно быть.
Теперь я дома.
Сонно подхватив рюкзак, оставленный у входной двери, я уже было потянулась к кроссовкам, но Сонечка ласково подхватила меня под локоть и провела к двери в спальню бабушки – мою новую спальню.
Внутри было темно. Свет не горит. Окно плотно зашторено.
Я оказалась в покоях какой-то столбовой дворянки: антикварная дорогая кровать, застеленная шелковым постельным бельем, туалетный столик, обитое бархатом кресло, лепнина, картины.
– Как будто в музее, – вырвалось у меня.
– Это антиквариат, – пролепетала Сонечка. – Очень дорогая мебель. Стоит целое состояние.
Ей было место в старой квартире где-нибудь на Малой Бронной или в Хлебном переулке, но уж точно не в спальном районе с видом на Царицынский парк. Это выглядело пошло и нелепо.
Мерзко.
Еда подступила к горлу.
Ранее, за столом, я вытерла руки салфеткой, но пальцы снова показались жирными.
Слева, у самого изголовья кровати, сидела эта. Белая. Я по-прежнему избегала смотреть ей в глаза.
Она уставшая, ослабевшая, но и я голодная, замученная. Неизвестно, кто сильнее.
Медленно, утопая в мягком ковре, я подошла к окну. Тяжелые бархатные портьеры на маленьких окнах панельной многоэтажки – это почти смешно.
Резко дернув, я распахнула штору, и спальню озарил яркий дневной свет.
Возле кровати никого. Конечно.
За окном – бескрайний вид на лес. На съемной квартире я редко раздвигала занавески. Серая панелька напротив чаще вгоняла в уныние, чем радовала глаз. Даже в солнечный день она казалась немыслимо уродливой, пустой, даже неживой, хотя каждый вечер там зажигались окна.