Когда она уже лежала на полу – красная, опухшая, вся в слезах, я потянула цепочку. На конце висел крестик. Не ключ. Всего лишь крестик.
А позади меня стояла Пустая.
Я скосила глаза, пытаясь разглядеть ее так, чтобы не встретиться взглядами напрямую.
– Если ты не Сонечка, – прошептала я, – то кто?
За окном уже стемнело. В квартире никого не осталось. И у бабушки не осталось никого, кому она могла передать на хранение ключ.
Я поднялась, перешагнула через неподвижную Сонечку и остановилась у окна, из которого открывался вид на Царицыно.
Бабка рассказывала, так издавна повелось. Женщина из рода передавала дар внучке, та – своей внучке. И так век за веком. Заполняли пустоту. Расширяли род. Остальные держались за счет них.
Это мама все нарушила. Сбежала, оставила семью, попыталась спрятать меня.
Мама.
Солнце почти скрылось за деревьями, и видно было, как по полям пополз туман.
Я опустила голову, чтобы не увидеть Пустую, поспешила к входной двери.
Вниз по ступеням, к двери из подъезда. На ходу сняла блок с маминого номера, набрала. В ответ тишина. Абонент не абонент.
Я вылетела на улицу, закрутила головой, но, конечно же, мама за это время уже успела уйти далеко.
А Пустая стояла напротив, за оградой парка. Ждала.
И я побежала, ныряя в ночной туман.
Калитка оказалась открыта. Никто меня не остановил. В темноте под деревьями встретил только туман.
Только туман.
Подошвы кроссовок застучали по ступеням. Я буквально слетела по лестнице к реке, сбросила на ходу обувь.
Влажная трава заскользила под босыми ногами. Я побежала вперед, поскользнулась и, упав на спину, съехала прямо в затянутую тиной воду.
Ступни увязли в илистом дне. Я замахала руками, отталкиваясь, перевернулась, снова упала, уже на живот.
Брызгала вода.
Вокруг был туман – такой плотный, что я ощущала его кожей.
Голоса пели, аукали, зазывали.
– Вернись…
– Ложись…
Русальего острова не было видно. Я пошла прямо – вслепую, наугад. Он должен быть прямо.
Вода и круг. Вода защищает от нечисти. Круг не впускает за свои границы. Все же так? Раз одни легенды правдивы, то и остальные должны быть тоже. Должны. Пожалуйста, пусть они окажутся правдивы.
Дно вдруг ушло из-под ног, я ухнула куда-то вниз, вода коснулась подбородка.
Я взмахнула руками, потянулась к пустоте впереди, и пальцы вдруг зацепились за огороженный деревянными сваями берег.
Остров!
Я вцепилась ногтями, подтянулась, закинула ноги – все вслепую, все в непроглядной темноте и тумане.
А голоса улюлюкали по-птичьи, подпевая совам. И в темноте, сверкая желтыми глазами, хихикала лисица.
– Ложись…
– Вернись…
Цепляясь за траву и кустарник, я вскарабкалась на покатый берег, рухнула на спину, тяжело дыша. С меня стекала вода. Ночь дрожала от тревоги.
И со всех сторон был лишь дикий, обезлюдевший ночной лес посреди огромного города. Лес первобытный и древний. Пропахший мхом и усеянный костями. Пропитанный дождями, слезами и кровью. Лес, которому не было дела до города.
Он улюлюкал сотней голосов, он рычал хищно и зло: «Вер-рнись…»
Но оттуда – с другого берега – лесу было меня не достать.
Из груди моей вырвался полусмех-полувсхлип. Я судорожно обхватила себя руками поверх промокшей футболки, вдруг резко и неожиданно ощутив холод. И прохрипела враз севшим голосом только одно слово: «Обойдетесь».
А вместе с ним, этим отчаянным словом, будто вытолкнула из горла что-то, мешавшее дышать. И уже в полный голос засмеялась – нет, захохотала – торжествующе и как-то по-собачьи лающе:
– Обойдетесь! Слышите?!
Берег за границей тумана и реки вдруг затих, точно и вправду прислушиваясь ко мне, и я присела, выпрямляя локти. Почему они замолчали? Неужели ушли, осознав, что им меня не достать?
– Обойдетесь, – тише повторила я, прищурившись. – Здесь вам до меня не добраться…
И за спиной моей вспыхнул свет. И туман почернел, обращаясь в дым. А вокруг, по всему берегу вокруг Русальего острова, вспыхнули костры.
Они стояли словно стражи – каждая у своего.
Неподвижные, нагие.
Безмолвные.
Больше не звали. Больше не умоляли, не грозили, не кричали и не пели…
Потому что своего они добились.
Я обернулась. Медленно, уже зная, кого увижу.
Посреди острова, под самой аркой, возле горящего огня лежала моя мама.
– Но как… это же круг…
– И он не выпускает, – шепнула в правое ухо Белая.
– Нечистую силу, – кивнула я, лихорадочно ища в памяти нужные слова. Увы, меня никогда не водили в церковь, никогда не учили молитвам.
– И тебя не выпустит, – добавила в левое ухо Черная.