Все оружие, что было у простых людей, у меня отняли с самого рождения.
Позади меня стояли двое: Белая и Черная. Они схватили меня за руки, вложили в ладонь нож и потащили к костру. Силой поставили на колени и направили мою руку с занесенным ножом вперед.
Мама лежала, не шелохнувшись, распахнув широко глаза.
И я закричала – прежде чем ощутила боль… прежде чем приняла решение… прежде чем моей кожи коснулось пламя… и сунула руки прямо в огонь костра.
Туман расплывался плешивыми облачками густого белого морока, и сквозь него прорезалась лазурь утреннего неба.
Пахло скошенной травой. И тиной. И чем-то резким, животным.
Вокруг копошились утки.
– Эй, девушка! – вдруг раздался возмущенный голос с другого берега. – Вы что там делаете?
Растерянно открыв рот, я оглянулась, заметив мужчину в оранжевой жилетке. Одной рукой он опирался о грабли, второй махал мне, привлекая внимание.
– Немедленно убирайтесь с острова! Это объект культуры! Там запрещено находиться.
Медленно я подняла руку.
Целая. Не обожженная.
Разжала кулак.
В нем ничего не было.
Я поднялась, пытаясь вспомнить, почему я босая.
– Стойте!
– Что? – замерев у самой кромки воды, произнесла я так тихо, что вряд ли он мог услышать.
– Купаться здесь тоже запрещено.
Губы мои дернулись в неуверенном смешке:
– Так как же мне уйти с острова?
– Э-э-э… я охрану позову!
– Не надо охрану. – Голос мой, неровный и слабый, дрогнул, когда я вступила в ледяную воду. Утки метнулись в сторону, недовольно ворча.
– Я так… – прижимая руки к груди, пробормотала я. – Я быстро… я уйду…
Мужчина поспешил к тому месту на берегу, где я вышла из воды. Он сердито дергал верхней губой, явно не зная, стоит ли еще раз отчитать меня, позвать охрану или отпустить с богом.
– Зачем вы вообще туда полезли?
– Русалок искала.
– Нашли? – Он все же протянул руку, помогая мне выбраться на берег.
– К счастью, нет. – Прикосновение его было теплым, очень живым, настоящим, а пальцы мои вдруг оказались гибкими, послушными, совсем целыми, и я сжала его ладонь обеими руками, прижала к груди, улыбаясь: – Спасибо!
Он выпучил глаза, верно, посчитав меня городской сумасшедшей.
– Ладно, – буркнул он, отнимая руку. – Но больше… – он взмахнул граблями, – ни-ни.
– Обещаю, – улыбнулась я. – Больше не буду.
Мы неловко застыли на берегу. С меня снова стекала вода, но ноги крепко стояли на земле, и уточки крякали очень деловито, громко, а в стороне пронзительно жужжала газонокосилка, не позволяя даже усомниться, что все по-настоящему.
– Больше не надо, – сердито кивнул мужчина и, переминаясь с ноги на ногу, махнул рукой с граблями в сторону: – Ваши?
В стороне валялись мои сброшенные кроссовки с носками.
– Мои.
– Больше не теряйте.
Прикусив губу, я натянула влажные от росы носки на такие же мокрые ноги. В кроссовках тут же захлюпало, но ждать, пока обсохну, не хотелось. Мне не терпелось вернуться домой.
– Больше не буду, – повторила я и отправилась вверх по лестнице и по каменному мосту. По тропинке к курганам.
Там никого не было. Только в стороне прогуливалась пожилая пара, держась за руки.
Я долго стояла, прислушивалась, но ничего, кроме пения птиц, не расслышала.
Курганы молчали. Они были пусты.
Ключ в моей ладони был обгоревшим, покрытым золой. Я несильно размахнулась и просто швырнула его в траву.
На перекрестке у парка задержалась. Телефон мамы не отвечал.
В кармане моей ветровки лежал проездной на метро. На нем еще оставалось несколько поездок.
Я решила потратить одну из них, чтобы вернуться домой.