— Вымою Саньчику голову — волосы у него становятся мягкими, пушистыми. Я ему говорю: «Привела тебя к виду, удобному для логарифмирования».
А вот поглощенность Нелли пустяками не находила в Леокадии отклика. Но что сделаешь, если она создана именно из подобного сплава? И все равно с ней, даже вот такой, легко и любопытно.
— Да, ты где Новый год встречаешь? — поинтересовалась Нелли.
Леокадия очень устала за эти дни и думала посидеть вечером с отцом. Ее приглашали к себе и Верочка Сибирцева, и Громаковы, и Лобунцы, но она решила остаться дома.
— И не надейся! — категорически отвергла этот план Нелли. — Пойдешь со мной!
— Куда-а? — испуганно спросила Леокадия.
— Куда поведу! В свет! Со мной не пропадешь!
— Нет, нет, я буду дома…
— Ты где живешь?
— На Морской, семнадцать.
— Ясно. Я не прощаюсь.
В девять тридцать вечера Нелли разыскала квартиру Юрасовых. Алексей Павлович, с недоумением поглядев на молодую красивую даму, сказал, что дочка в интернате.
Нелли решительно зашагала туда, извлекла Леокадию из зала, где та была с детьми у елки, и сердито заявила, что это черт знает что, и в конце концов имеет Лешка право на кусочек личной жизни, хотя бы в новогоднюю ночь.
— Я с родителями Саньчика иду встречать Новый год к директору комбината, он — товарищ свекра… Уже звонила к Альзиным, они будут рады тебя видеть…
— Да, Альзиных я очень люблю, — заколебалась Леокадия.
— Тем более! Пошли.
Если бы знала Юрасова, как повернет ее жизнь этот вечер, может быть, она и не пошла бы к Альзиным. А может, помчалась стремглав. Кто ведает? Но сейчас она ответила, что надо сначала заглянуть домой, и пусть папа решит — каково ему сидеть в одиночестве.
Алексей Павлович даже повеселел, услышав о предложении Нелли:
— Ты пойди, доченька. Не стариковать же тебе с нами. А я посижу у Самсоныча — там собирается кое-кто из партизан…
Леокадия все так же неохотно надела черное шерстяное платье, нитку белых бус. Нелли чуть не силой подвела ей своим карандашом брови, своей помадой — губы и торжественно «повела в свет».
У Альзиных Леокадию встретили радостными возгласами Изабелла Семеновна расцеловала ее:
— Вот хорошо, что пришла.
Здесь уже были Валентина Ивановна с мужем; еще более похорошевший, с густыми, почти сросшимися на переносице бровями Мигун; Аллочка, сидевшая нахохлившись поодаль от него, как видно, в дурном настроении.
Они уже года четыре как поженились. Алла работала лаборанткой в научно-исследовательском институте у Валентины Ивановны, Андрей Дмитриевич Мигун — главным инженером комбината… Дом у Мигунов — полная чаша, но какой-то холодный, без души.
Леокадия старалась реже бывать у них: тяжело приходить туда, где в воздухе висят отчужденность и ссора. Алла что-то недоговаривает, смотрит на подругу жалкими, виноватыми глазами.
Вот тебе и «догнала счастье», как проповедовала когда-то! Все на свете затмили высокий рост и соболиные брови.
В углу дивана Леокадия увидела смуглолицего мужчину лет тридцати пяти, с огромными глазами под бровями вразлет, отчего взгляд казался диковатым. Темные жесткие волосы слегка серебрились на висках.
Мужчина поднялся навстречу Леокадии: высокий, спортивного склада, в черном, подступающем к самому подбородку свитере. «Что за пуританский наряд?» — иронически подумала Юрасова.
Он протянул Леокадии руку с сильными, но щадящими пальцами.
— Куприянов…
Леокадия, торопливо отобрав руку, забыла назвать себя и отошла к Альзину; он стал рассказывать ей о теплицах комбината — новом своем увлечении.
— Вы еще узнаете, Лешенька, силу гидропоники! Уже сейчас она дает рабочим круглый год помидоры и огурцы…
Когда все уселись за праздничный стол, то по правую руку от Леокадии оказался Куприянов, по левую — Григорий Захарович, а Нелли — напротив. Леокадия, немного отодвинувшись от Куприянова, мысленно взмолилась, чтобы этот человек не оказался тривиальным ухажером с дежурным набором комплиментов и любезностей. Но он, видно, вовсе не был предрасположен к ним, сидел, спокойно поглядывая на всех, и только спросил, как ее величать.
Она вспыхнула, решив, что это намек на недавнюю ее неловкость, хотела ответить колкостью, но сдержалась и назвала имя.
— Львиное сердце? — удивленно произнес Куприянов.
Она поглядела, не понимая.
— По латыни Леокадия — «Львиное сердце».
— Да что вы?