Она полистала учебники, справочники. Может быть, сначала продумать вопросы школьной олимпиады, подготовить беседу в «клубе любознательных»: что умеет волшебница химия?
Рассказать о полимере, который высасывает из крови яд, спасает при скарлатине и столбняке; о ставиниле — гибриде металла и пластмассы; о глиссерах из стеклопластика; о пиросульфите натрия, который разрешает хранить фураж под открытым небом, потому что отпугивает гнилостные бактерии; о клее, которым склеивают железобетонные плиты; об альпинистских веревках необыкновенной прочности и негниющих сетях?
Кому бы дать написать на листе ватмана вещие слова Максима Горького: «Химия — это область чудес, в ней скрыто счастье человечества; величайшие завоевания разума будут сделаны именно в этой области».
В доме тишина. «Папа, наверно, лег спать — у него опять неладно с сердцем, Севка уткнулся в книгу… Хорошо вот так, в тишине, поразмышлять».
Вот пишут: «Школы-интернаты — учебные заведения высшего типа». А в чем эта новая высота? Говорят: в гармонии общественного и семейного воспитания. Но как же мне «гармонировать» с Лизиной мамой? Она приходит и, даже не поздоровавшись, набрасывается:
— Когда ботинки детям менять будете?
А их месяц назад меняли.
Дома учит дочку:
— Ты замени белье интернатское на старое, там другое выдадут.
Лиза протестует:
— Тебе люди помогли, меня приняли…
Но мать непреклонна:
— Яйца курицу не учат! Государство не обеднеет!
Тогда девочка вспыхивает:
— Нет, учат!
Мать, подскочив к ней, дает пощечину. Лиза — в рев. Но все же интернатское белье на драное не сменила и обо всем рассказала воспитательнице.
…Душа ребенка, как и взрослого человека, не терпит пустоты. Вот только чем будет она заполнена? И кто будет заполнять? Ох, трудно все это, очень трудно.
Директор Мария Павловна говорит: «Нужно гражданское мужество… вдохновение… новаторство».
Какой я новатор! «Взорвалась», увидя, как Валерик «занял» конфету товарищу… Часто не хватает терпеливости… Хочется, чтобы все хорошее произошло немедленно, по мановению педагогической палочки, но ведь так не бывает!
Может быть, я слишком накоротке с детьми: вместе с ними и на коньках и в лес? А надо умерить свою подвижность: не девчонка же — воспитатель! Нет, глупость, глупость! Никому не нужны чопорность и наигранная сдержанность. Дети, особенно здесь, нуждаются в доброй улыбке, ласковом слове.
В дверях комнаты появляется Севка с белым листом бумаги в руках.
— О моя ученая сестра! Не откажи во внимании своему младшему брату!
— Новый гимн полиэтилену?
— Нет, гимн новому человеку.
Он развернул лист.
— «Заповеди бригады коммунистического труда, — прочитала Леокадия надпись, сделанную красной тушью. — Первое: не отказывайся ни от какой работы — выгодная она или нет, тяжелая или легкая. Второе: выполняй работу не механически, а творчески. Третье: знания и опыт не держи в кубышке». Это кто же сочинил?
— Какая разница? — потупился Севка. — Важна суть.
— Кубышку заменить нельзя?
— Нельзя. Выразительно.
— Ну, быть посему.
— Да, Лё! Достал свежий номер журнала «Кругозор»…
Севка извлек вставленные в журнал пластинки, включил проигрыватель, приглушил звук — запела виолончель Ростроповича. Потом послышался голос английского писателя Чарльза Сноу. Он благодарил Шолохова за подаренную казачью бурку и обещал приехать на Дон еще.
Прослушав Сноу, Севка заметил с огорчением:
— Все же у меня еще плохое произношение…
И опять, как это часто было в последнее время, Леокадия подивилась: «Как же ты вырос, мой Сев-Сев!»
— Борщ! — вскрикнула она и побежала на кухню.
Нет, ничего — вовремя подоспела.
Мамины ходики на кухонной стенке показывали без двадцати час. Ого! Пора и спать… В интернате надо быть к подъему, к семи…
ТЕЧЕНИЕ ЖИЗНИ
После того как Анатолий Иржанов за участие в афере с незаконно фабрикуемыми художественными открытками попал в тюрьму, а потом — в колонию на Крайнем Севере, он многое пережил и передумал.
Работа на руднике по добыче олова была трудной, особенно для него, человека прежде почти не знавшего физического труда.
Ему пришлось быть крепильщиком, пришлось бурить, и в конце концов он втянулся, физически окреп и работал не хуже других, даже, пожалуй, лучше многих. Иржанов получил право передвижения без конвоя и пропуск — в определенные часы выходить за пределы зоны. Вот тогда-то он смог внимательней оглядеться и оценить своеобразную красоту этого края.