— Леокадия Алексеевна…
— Да?
— А экипаж — пятьдесят человек.
— Ну хорошо, хорошо, родной. Ты поспи, не разговаривай…
— Посплю, — покорно соглашается Рындин. — Только… вы руку… — Ему, видно, приятно чувствовать ее руку на лбу.
Во втором часу ночи Куприянов, возвращаясь от друзей с женой, довел ее до дверей дома, а сам решил посмотреть, что делается в больничном стационаре.
Обязанности главврача Алексей Михайлович считал не самыми приятными. Он долго не соглашался идти на эту работу, но ему настойчиво твердили: «Надо!» — и он сдался. Служба в армии приучила Куприянова к исполнительности, в характере его достаточно было развито чувство долга, и поэтому, став главным врачом, он относился и к вновь порученному делу со всей ответственностью, на какую был способен.
Ночные улицы Пятиморска пустынны и едва освещены. Шаги гулко отдаются в тишине. Весна пришла с запозданием, и, словно возмещая упущенное, степное море стремительно набрало сорокаметровую глубину, буйно зацвели каштаны. Сейчас те кисти их, что были под фонарями, прогретые теплом, пушились особенно пышно.
Куприянов шел медленно, думая все о том же, о чем в последние месяцы думал непрестанно. Что-то необычное происходило с ним. Маленькая учительница все время оказывалась рядом. Он слышал ее быстрый говорок: «Для людей надо не щадить своего времени, здоровья…» И страстное восклицание: «Ненавижу даже самую малую нечестность!» Он мысленно продолжал с ней разговор, шутил, что-то рассказывал, о чем-то советовался.
Желание увидеть ее стало настолько сильным, что он бесконечно перебирал возможности встреч: пойти в школу? подойти на улице? послать письмо? Но тут же все это отбрасывал, понимая нелепость подобных шагов.
Его семейная жизнь, казалось бы, давно вошла в незыблемое русло привычек, обязанностей, и он никогда прежде не думал, что может прийти вот такое…
Алексей учился на втором курсе мединститута, когда в кассе студенческой столовой увидел Таню — молоденькую смешливую девчонку с детски розовыми щеками, природой данными кудряшками каштановых волос, влажным блеском мелких острых зубов.
Возле кассы вечно увивались парни: острили, совали Тане записочки, назначая свидания и зная, что она не придет. Но Таня сразу же, как она потом рассказывала, выделила из всех именно Алексея: он не старался произвести на нее впечатление, был скромен и немногословен. Она разговаривала с ним охотнее, чем с другими, была приветливее и ласковее. Как-то так получилось, что они однажды вместе пошли в городской парк, а в другой раз очутились на набережной. Когда же он впервые поцеловал ее, она охотно ответила ему.
Под Первое мая их пригласила к себе на вечеринку Танина подруга. Уже под утро Алексей пошел проводить Таню. Она жила на окраине города. Они остановились у небольшого деревянного дома. Таня, немного охмелевшая, взбудораженная, прошептала:
— Мама уехала погостить к тете.
…Таня была его первой женщиной, как и он — ее первым мужчиной. Алексей был ей бесконечно благодарен за доверчивость, но с удивлением отметил, что новые отношения не принесли ему ожидаемой радости. «Ну что ж, так, наверно, бывает у всех, — решил Алексей. — И только романтики раскрашивают в неимоверные цвета свои чувства».
Когда же Таня, охваченная паникой, призналась, что будет матерью, Алексей счел для себя невозможным отказаться от не очень-то своевременного отцовства.
Вскоре они сыграли свадьбу и поселились у Таниной матери.
Получив диплом, Алексей постарался, чтобы жена вечерами закончила десятый класс, который она прежде бросила, и поступила в торговый техникум.
Со временем Алексей открыл в Тане одну очень огорчившую его особенность характера: она неохотно делилась с людьми чем бы то ни было, не спешила им на помощь, старалась не замечать тех, кому могла помочь. Он даже как-то подумал, что ни врач, ни учительница из нее не получились бы.
…Когда у Куприянова родился сын, они назвали его Володей, в честь отца Тани. Малыш рос славным, смышленым, болел редко. Таня оказалась матерью самоотверженной, и Куприянов считал, что в общем у них в семье все идет неплохо, могло быть и много хуже при таком скоропалительном браке.
…Теперь в его жизнь входило нечто совсем неведомое. В новогоднюю ночь он был у Альзиных один потому, что Таня с Володей уехали к тяжело заболевшей бабушке, а ему стало нестерпимо тоскливо дома.