— За что жизнь так преследует меня?
Анатолий вышел из комнаты. Он больше не мог там оставаться.
Улицы опустели — Пятиморск рано укладывался спать. Возвращаться в свою клетушку не хотелось, и он пошел в темноту, к морю.
Оно тревожно шумело… Как и там, на краю земли…
Заныла рана в груди. Наверно, снова будет дождь.
Море пахло по-осеннему. Гремели в порту бессонные краны. Как отсветы пожаров, вспыхивали дальние зарницы.
Иржанов медленно поплелся домой.
После этого вечера Анатолий ни разу не осмелился прийти к Сибирцевым, а поджидал Иришку возле школы.
Когда он узнал, что у дочери не ладится с арифметикой, решил увидеться с учительницей. Зоя Семеновна Углева — спокойная, приветливая женщина со скуластым широким лицом — встретила Иржанова так, будто они уже не раз говорили об Иришке.
— Она хорошая девочка, но рассеянная. Замечтается о чем-то своем и с доски не успевает переписать…
— А как с товарищами? — спросил Иржанов.
— Сама доброта! Всем поделится. Вот только если кто из мальчишек затронет…
Анатолий вспомнил недавний разговор с дочкой. Она пожаловалась, что какой-то Вовка Курочкин дергает ее за косы, а на перемене дал подножку.
— Просто иззякло терпение!
Он посоветовал:
— А ты давай сдачи.
На следующий день Иришка с радостью сообщила:
— Я Вовке Курочкину первая дала сдачи!
Самое приятное для отца Зоя Семеновна припасла к концу разговора:
— Мы в классе составляли устный рассказ «Мои мама и папа». Она о вас сказала: «Меня папа учит рисовать… Он дома замечательную картину рисует».
…Сейчас, поджидая Иришку, которая должна была забежать к нему из школы, Иржанов отбросил с полотна занавеску, отступил на шаг. Да, именно такой тот суровый край, именно такой…
Когда-то он писал картину «Внутренний мир художника». Буровато-синюю мглу прорезали зеленые зигзаги. «Таким представляется мне мир по утрам», — таинственно вещал он, желая поразить воображение Прозоровской. Небогатым же был его внутренний мир! Сплошная претензия на значительность; оригинальничание, выдаваемое за оригинальность.
Нет, настоящий художник ищет не снисхождения, а ответственности. Если что ему и дозволено больше, чем другим, так это бесконечный поиск. И не в смене увлечений источник вдохновения, а в способности быть верным глубокому, сильному чувству. Тогда появится глубина и в том, что ты делаешь.
Чтобы понять это, ему пришлось потерять Веру, а самому пройти через Дантов ад. Не слишком ли дорогая цена?
Сколько в искусстве красоты и как нелегко прибавить хотя бы каплю в ее океан.
До чего же был он глуп и самоуверен, рассуждая о шедеврах, которые необязательно понимать людям. Как луна, светил отраженным светом чужих мыслей. Да ведь художник по самой своей природе не должен быть эгоистичным, потому что картины его уходят людям, а весь смысл его труда в том, чтобы делать людей добрее, лучше, приносить им радость!..
Чувствует ли он в себе силы для этого? Кажется, да… Все определят время и труд. Сейчас только первые подступы к главному. Даже не озарения, а едва брезжущие просветы, намек на мудрую углубленность… Нет, об этом даже смешно говорить.
Месяца два назад в их городе появилась передвижная выставка художников области.
Кто-то в клубе рассказал приехавшему с выставкой известному художнику Сытникову об Иржанове, и Сытников неожиданно появился в комнатушке Анатолия.
Тот увлеченно работал над картиной и был удивлен появлением пожилого человека с добрыми глазами, огромным высоким лбом и волосами, подстриженными так, что их прямые пряди почти закрывали уши.
На госте — коричневая вельветовая куртка с прорезными карманами, светлые брюки, остроносые ботинки на высоком каблуке. И это старомодное одеяние и внешность, будто со страниц диккенсовского романа, тоже удивили Анатолия.
Пришелец на мгновение застыл перед картиной Иржанова, потом радость вспыхнула в его карих глазах.
— Это хорошо!
Он представился и, продолжая рассматривать картину, то отступая от нее, то приближаясь, сказал:
— Понимаете: по-настоящему хорошо!
Анатолию совестно было выслушивать подобные похвалы. Сам-то он понимал, что может, что должен сделать все гораздо лучше.
«Вероятно, гость из вежливости так расхваливает, — самолюбиво думал Анатолий. — Из педагогических соображений. Поощряет рабочего-самоучку».
— Слушайте, — повернулся к нему Сытников. — Мы возьмем вашу картину на выставку. А?
Анатолий усомнился: выступать рядом с профессионалами… И потом — картина не завершена…