Нет, никогда не смогут они с Володей стать друзьями. Это ей тоже не дано…
В этот же вечер она сказала Всеволоду, что уезжает на Урал. Он не стал ее отговаривать, расспрашивать, видно поняв необходимость такого решения, только попросил:
— Ты, когда устроишься, напиши.
Она не могла бы объяснить, почему назвала именно Урал. Может быть, потому, что он казался ей необыкновенно далеким и молчаливым.
— Напишу.
— Мы с Олей решили осенью пожениться.
— Рада за вас. И очень жалею, что не буду на свадьбе.
— Ничего, мы как-нибудь к тебе приедем. — Он пытался подбодрить ее, хотя, по совести, ему так не хотелось, чтобы она уезжала.
— Ну, доброй вам жизни. Оля сюда переберется?
— Да. Мы с ней завтра на день к ее родителям поедем, — улыбнулся, — смотрины…
Нет, он не пропадет. Всего за два года работы на комбинате освоил профессию аппаратчика и еще, «на всякий случай», приемщика оксидата, конденсаторщика, корректировщика. Сейчас уже твердо решено, что на комбинате будет химический факультет института, и Всеволод собирается поступить туда. Усмехнулась: «Продолжит химическую династию Юрасовых».
На следующий вечер, когда брат уехал, пообещав назавтра вернуться, Леокадия одиноко бродила по дому. Позвонить или не позвонить Алексею?
Она представила: Алексей подойдет не сразу… И голос у него будет безразличный, ватный. «Слушаю». — «Алеша, это я. Ты можешь прийти ко мне?» И сразу изменится его голос, станет молодым, радостным: «Конечно, могу».
…Леокадия распахнула окно. Запах моря ворвался в комнату. Неистово заливались сверчки.
За что она любит Алешу? За то, что он есть на свете, за то, что он именно такой, а не другой, за то, что любит ее и открыл для нее это великое умение.
Кто знает, быть может, такая любовь приходит к людям раз в сто лет, и она счастлива, что именно ее опалил этот огонь.
В свое чувство она вложила все, что отвела ей природа, все душевные запасы. Больше никто и никогда ей не понадобится…
Леокадия возвратилась к столу, положив руку на телефонную трубку, словно погладила ее. Стоит набрать номер — и он придет — сияющий, взбудораженный, пораженный тем, что она позвала.
Будет сгущаться ночь за окном, будут тикать ходики на кухне, отсчитывая часы их счастья. У них будет одно сердце, одно дыхание…
…По стенам комнаты скользят лучи автомобильных фар. Причудливая игра теней похожа на морской прибой. А из прибоя глядят ненавидящие глаза Володи.
Она сняла руку с телефонной трубки, зажгла свет, достала из ящика отцовского стола лист бумаги. Сверху его рукой была написана неоконченная фраза: «Я хотел бы…» Леокадия взяла другой лист.
«Прости, родной, — написала она, — я не могла поступить иначе. Не ищи меня. Я очень люблю тебя и потому хочу, чтобы ты остался с сыном. Не будет меня, и ты станешь прежним…»
ГЛАВА, БЫТЬ МОЖЕТ, И НЕ ПОСЛЕДНЯЯ
Отбирая нужные бумаги, Леокадия наткнулась на пожелтевший от времени экземпляр университетской многотиражки с заголовком «Тебе, первокурсник!».
Семь лет назад подарил ей этот листок Павлик Громаков. Целую жизнь тому назад.
Леокадия защелкнула замки чемоданов, позвонила в диспетчерскую, попросила, чтобы через три часа прислали такси, и пошла прощаться. Собственно, почти никого из друзей в городе не было. Валентина Ивановна с Альзиным уехали в командировку, путешествовали вокруг Европы Лобунцы. Аллочка повезла Стася в областную клинику, а Громаковы поплыли теплоходом в Москву.
Всем им она решила потом написать, а сейчас отправилась в пустынную школу.
С Марией Павловной она договорилась об отъезде еще позавчера. Та, видно, была расстроена этим решением и отпускала ее неохотно.
— Уж не пасквилянта ли Генирозова испугались вы? — допытывалась она. — Так я звонила редактору «Учительской газеты» и внесла ясность.
— Нет, нет, дело совсем не в этом, — заверила она Марию Павловну.
— Вы хоть не забивайтесь очень далеко, — попросила директор. — Место вам у нас всегда найдется.
— Спасибо, я это очень ценю. Я здесь многому научилась.
— Уж и многому! Главное — держитесь ближе к детям.
Да, это она и сама понимает. С детьми не будешь чувствовать себя одинокой. Где-то ждут ее новые Рындины…
…В школьном коридоре она остановилась у макета химического комбината. Внизу макета на полосе ватмана тушью выведено: «Сделали Улыбышев, Пальчикова…» И еще несколько фамилий.