Курсанты толпятся у расписания.
— Понедельник… — читает громко Панарин. — Теплотехника, общая химия, пожарное дело, планирование. Вторник: техника лабораторных работ, политзанятия, спецоборудование…
Все как в настоящем учебном заведении. Есть предметы, которые аппаратчики изучают отдельно, а лаборанты — отдельно, а есть занятия общие.
Потап сидит на скамье с печальным лицом: не по душе ему проклятая химия! Сердце лежит к бульдозеру, к машинам, работающим открыто, без этих таинственных соединений. А Панарин заладил одно: «Ничего, пойдет!» И Потап тянется. Кто знает, может быть, действительно дальше притерпится?
В углу класса Лешка торопливо пробегает глазами формулы и задачи — не хочется конфузиться перед Валентиной Ивановной.
«Какова должна быть концентрация раствора перманганата, если его в одном литре содержится сто граммов?.. А все-таки, — размышляет Лешка, — многие школьные знания пригодились! Например, в электротехнике закон Ома, правило Кирхгофа…»
Наверно, есть на свете какой-то закон сохранения полезных знаний. Еще когда она училась в четвертом классе, они сидели в той же комнате, в которой во второй смене занимались выпускники. Над доской висела невольно заученная таблица Менделеева. До сих пор остались в памяти надписи: иридий — астатин — ванадий — радон… А на шестой линии, справа — палладий. Лешка, глядя тогда на незаполненные квадраты таблицы, думала: «Чего ж они до сих пор беленькие? Вот вырасту и напишу». Да, есть какой-то закон сохранения полезных знаний. Вероятно, не напрасно проштудировала она в десятом классе трехтомник истории музыки, а потом прочла книгу Плеханова «О роли личности в истории». Когда-нибудь это все же пригодится.
Лешка задумчиво перелистывает свою тетрадь. Строго говоря, порядка в ней мало. Рядом с рисунками центробежного насоса и объяснением, как смазывать сепаратор, записано: «Планирование возможно только в том случае, если пролетариат безвозвратно возьмет в свои руки экономику страны». А после таблицы экономического развития мировой социалистической системы стихотворение:
«Найдешь его! — вздыхает Лешка. — Куда-то уехал. Зачем я грубо разговаривала с ним? Ведь он хороший, только стыдится показаться таким. Бесстрашный, независимый, правдивый. А что скрытен, так это потому, что нет у него близкого человека.
Чудак-чудачок! «На земле нет счастья!» Что ты знаешь! Да есть же!
Если у Виктора много недостатков, так что же, значит, я — хорошая, и ты ко мне не подходи, мне до тебя дела нет? Что же, человек исправиться не может? Закоренелый преступник? Но вот вопрос: хочет ли он быть лучше!..»
В класс входит Валентина Ивановна.
К десяти часам вечера за Верой пришел Иржанов, дождался у ворот, взял ее лыжи и, к великому возмущению Лешки, увел подругу степной дорогой.
«Ох, не кончится это добром!..» — сердито думает Лешка.
Ее лыжи джентльменски несет Панарин, увлеченно разглагольствует, обращаясь к Лешке и Потапу:
— Люди, чувствуете ли вы, в какой век мы живем? Вглядитесь в завтра. Спутники будут нести метеорологическую службу, полупроводниковые термоэлементы — сразу превращать тепловую энергию в электрическую. Биофизика, геохимия, физическая химия невиданно обогатят наши знания! Машины сделают переводы с иностранных языков — у одной химии десять тысяч разных журналов. Информационные машины станут выдавать необходимые нам справки. Электронный мозг решать задачи и проблемы…
— А свой-то мозг, чай, тоже пригодится? — бурчит Потап.
— Остановись, замедленная механизма! — восклицает Панарин. Вскочив на придорожный камень, он обеими руками протянул лыжи к луне и, повернувшись лицом к еще скупо освещенному комбинату, кричит:
— Люди, будущее принадлежит химии! Полимеры победят мир!
Лешке нравятся речи Стася. Они напоминают ей давний разговор с Григорием Захаровичем у него в кабинете. Правда, химия — увлекательное и новое дело. Но разве строительное хуже? Она будет строить вот такие химические комбинаты. Ей пригодятся и знание химии и строительные профессии. Найденный компромисс воодушевляет ее. Вскочив на камень рядом с Панариным, она тоже кричит снежной степи, словно угрожая ей:
— Ух, держись!
…Вера, попрощавшись с Иржановым, еще долго стоит на ступенях общежития. Что с ней творится? Как ей трудно и радостно! Даже Лешке она боится рассказать, чтобы не замутить свое чувство словами. Все ново. И она сама новая. Она даже не предполагала, что в ней есть столько нежности…