Кондуктор автобуса, девушка с испуганными глазами, в синем сатиновом платье, собирала деньги за проезд. Ремешок большой сумки врезался в ее хрупкое плечо.
Девушка подошла к Шеремету.
— А сегодня платят? — спросил он с издевкой.
— Не задерживайте, пожалуйста, — попросила девушка.
Шеремет не торопясь полез в карман пиджака, долго рылся в нем, наконец извлек пуговицу. Протягивая ее, спросил:
— Сойдет?
В автобусе возмущенно зашумели.
— Молодежь пошла!..
— Обнаглели!
Лешка, обратив к Шеремету пылающее лицо, сказала кондуктору:
— У него, видно, нет… Не заработал. Вот возьмите, я за него уплачу… — И протянула две монеты.
Подобие улыбки промелькнуло на лице Шеремета.
— Без благодетелей обойдемся! — сказал он и, щелчком выбив из руки Лешки монеты, протянул кондуктору рубль.
— Ну, ты!.. — повернулся к Шеремету Потап. — Легче.
Шеремет сузил глаза:
— Не узнал своего? Обнюхай!
— Сократись, говорю! — приподнимаясь, произнес Лобунец грозно. Если он сердился, то плотно сжимал губы, коротко вбирал ноздрями воздух и энергично выдувал его через нос.
Но Шеремет сам придвинулся к Потапу.
— Голову отвинчу и поиграть дам! — сквозь зубы, но так, чтобы все услышали, бросил он.
Лешка готова была расхохотаться, настолько нелепо прозвучала эта угроза огромному Потапу в устах маленького Шеремета, однако, поглядев на его злое лицо, подумала, что такой, пожалуй, и отвинтит.
Автобус остановился в центре города. Лешка здесь выходила. Потап проследовал за ней мимо Шеремета, сжав кулаки-кувалды.
Проводив подругу до автобуса, Вера пешком отправилась в общежитие. По дороге ей захотелось зайти в школьный сад, с которым связано было так много воспоминаний. Миновав кусты роз у забора, густую аллею сиреневого тамариска, Вера очутилась в глубине сада. К рукам тянулись резные листы смородины, нежно-малиновый горошек. Было так тихо, что Вере казалось: она слышит стук своего сердца. Вот и школа ушла. Навсегда…
В дальнем углу сада Вера сорвала полынок и, вдыхая его печальный запах, облокотившись на забор, загляделась на море внизу, под обрывом.
Почему она еще не рассказала Лешке об Анатолии? И как все началось?
Познакомились они в строительной конторе. Вера заполняла анкету. Авторучка капризничала, ее приходилось то и дело встряхивать, как термометр. Вера почувствовала, что кто-то стоит за ее спиной. Она обернулась: на нее ласково глядели продолговатые, орехового цвета глаза юноши лет двадцати, долговязого, с прической, как у киноартиста Жерара Филипа. Волосы сзади, у шеи, немного подворачивались вверх, словно их придавил узкий картуз.
— Возьмите мою, — стеснительно улыбнувшись, он протянул ручку.
Вера хотела отказаться, но что-то в этом парне располагало к доверию, и она, покраснев, сказала:
— Спасибо…
Окончив заполнять анкету и возвратив ручку, Вера пошла отдавать листок в отдел кадров, а вернувшись, увидела, что юноши нет. И хотя до этого опасливо думала: «Неужели будет приставать?» — теперь с досадой отметила его исчезновение.
Она вышла на порог конторы, оглядела заводской двор. Сквозь клубы густой пыли проступали белые и черные резервуары, издали похожие на огромных пингвинов. Самосвалы трудолюбивыми жуками ползали между бесчисленными котлованами. На заборе, напротив конторы, висел щит:
«Сварщики! Берегите кислородные баллоны от ударов и солнца!»
«Они могут взорваться даже от солнца!» — со страхом подумала Вера. Сердце тревожно сжалось: найдет ли она свое место в этом хаосе машин, кранов, земляных насыпей? Правильно ли сделала, что пришла сюда? Может быть, права мама и лучше было уехать с ней, поступить в торговый техникум?
— Оформились? — спросил чей-то голос, и Вера вспыхнула от неожиданности.
— Давайте знакомиться — Анатолий Иржанов. Паркетчик невысокого класса, — непринужденно представился он, словно подтрунивая над самим собой, и дружески пожал ее руку.
Они степью пошли к городу. У горизонта маячили одинокие стога, текли отары овец. Опоры высоковольтных передач уходили вдаль. На одной из опор, нахохлившись, сидел кобчик.
Гудел теплоход, просился в шлюзовые ворота. Замерли, будто прислушиваясь, не идет ли ветер, клубки перекати-поля, похожие на выводки ежей.
Анатолий держался непринужденно, не пытался ухаживать, и Вера мысленно отругала себя, что дурно подумала о нем вначале.
— Если быть с вами совершенно откровенным — я мечтаю учиться живописи, — доверительно признался он. — Но и для этого, кроме способностей, нужен трудовой стаж… Да и висеть на шее у родителей — небольшая радость.