Болельщики кричали:
— Вратаря — на парафин! Дырка!
— За такую игру с работы снимать надо!
— Пятки отдавишь!
Рыча, требовали:
— Дудкин, умри на поле! Отстегни ногу!
Подбадривали долговязого парня:
— Тетя Клаша, бей по воротам!
И, когда он мазал, ехидно замечали:
— Техника задавила!
Стась потянул Потапа:
— Пойдем, неудобно опаздывать. Девчата ждут.
Лобунец многозначительно гмыкнул — знает он этих девчат. Небось рыжая Алка там.
По дороге Панарин купил магарыч — две бутылки вина — и попросил Потапа спрятать их в недрах великолепных брюк. Недра действительно оказались глубокими: бутылки исчезли в них бесследно.
Когда пришли к Юрасовым, там уже были Надя, Анжела и Алла. Звонарева сегодня тщательно расчесала волосы, приоделась и даже подкрасила губы.
Отец и мать Юрасовы ушли в кино, Севка — на футбол, и квартира оказалась в полном распоряжении гостей.
Лешка приготовила сюрприз. Она достала у соседей магнитофон и теперь, усадив всех на диван, объявила:
— Запись-концерт! Приветственная ода. Речь Цицерона нашего времени. Пение дуэтом. Соло на гитаре. — И включила магнитофон. Ее измененный голос произнес скороговоркой:
— Слава тебе, о Панарин, со щитом возвратившийся с битвы! Пример твой похвальный пусть честно умножат соратники наши…
Алла Звонарева посмотрела на Стася с нежностью. Или это ему показалось?
Чей-то басок произнес из магнитофона:
— И, как сказал несравненный Ломоносов, «широко простирает химия руки свои в дела человеческие». А Менделеев добавил: «Посев научный взойдет для жатвы народной».
Первой узнала голос Анжела.
— Это Вера! — воскликнула она изобличительно.
— Не может быть! — не поверила Надя.
Она сидела на диване около Потапа и все старалась отодвинуться от него.
— Точно, Вера, — подтвердил Лобунец и придвинулся ближе к Наде.
А комментатор продолжал:
— Внимание! Всем! Всем! Копия — ведьме. Сейчас перед вами выступит известный оратор, Цицерон нашего времени Полторапотап Лобунец.
Потап, втянул голову в плечи, растерянно заулыбался:
— Благодарю… Н-не ожидал…
В магнитофоне кто-то откашлялся, помычал и затем заикающимся голосом, очень похожим на голос Потапа, произнес:
— Я… м-м-м… Строго говоря… м-м-м… не обладаю красно… м-м…
Невозмутимый голос комментатора пояснил:
— Механизму заело…
Когда выпили вино, чокаясь и произнося дурашливые тосты, Анжела вдруг сообщила:
— Новость! В наших краях снова объявился Шеремет. Помните, парень с разбойничьими глазами?
Лешка стала белее стены, чуть не выпустила из рук тарелку с винегретом. Хорошо, что никто не заметил ее состояния.
А Панарин сказал:
— Не знаю, кто как, а я считаю Шеремета хотя и хулиганистым, но не пропащим парнем. Он, правда, с каким-то надрывом непонятного для меня происхождения…
Лешка благодарно поглядела на Стася.
ПРИЗНАНИЕ ШЕРЕМЕТА
Лешка спала на балконе на топчане, укрывшись с головой простыней, торчали только голые пятки.
Утро было прохладным, Алексей Павлович, выглянувший на балкон, набросил на дочь одеяло.
После завтрака Лешка решила отправиться к плотине — денек был такой, что только фотографируй.
Она надела коричневое, недавно сшитое платье, в котором выглядела старше, перебросила через плечо аппарат и отправилась на прогулку.
У берега в морском прибое резвились, как дельфины, ребята. Выждав, когда перед ними на мгновение разверзнется водяная пасть, они с визгом бросались в нее и на гребне летели к берегу.
Вон, кажется, Севка — обгорелый, как головешка. Разогнался, сделал сальто, рассчитывая сесть на волну, но запоздал, шлепнулся на песок, и подоспевший бурливый вал накрыл его. Этот дурында в прошлом году подстерег момент, когда ловец бездомных собак отлучился от своей будки, и с криком: «Амнистия в честь Лайки!» — выпустил всех узниц на волю.
Лешка чинно проследовала дальше к гидростанции.
Возле самых шандоров вода была неожиданно изумрудной и тихой. У подъемников плясала, неистово плескалась рыба.
Лещи, выставив над водой круглые желтые носы, жадно глотали воздух. Казалось, солнце щедро разбросало по воде пригоршни золотых монет.
Косматой черной волной прошла чехонь, отсвечивая зеленоватыми спинами.
Вдали подманивал сомов рыбак в просмоленной лодке. В руке у него трубка, похожая на охотничий рог, он шлепает ею о воду, и на этот звук, напоминающий лягушачье кваканье, мчится сом, хватает наживу.