Действовал он однако весьма ловко. Одно неуловимое движение и Владислав уже сидел теперь опутанный тончайшей паутиной магнитного лассо, не в силах даже пальцем пошевелить. Силовое поле, генерируемое этой «паутиной», способно было остановить разъяренного тиранозавра, про человека же и говорить не стоило.
— Что он тут лопотал? — повернулся Дерик к своей спутнице.
Та не ответила. Она молча смотрела на щиток аварийного сброса топливных блоков.
— Ты уже поставил импульсную бомбу в ущелье? — её голос клокотал от едва сдерживаемой злости.
— Ты же сама сказала — напарник пожал плечами. — а что?
Женщина медленно повернулась к агенту. Шлем она сняла сразу же, как только Владислав оказался связан, и он наконец увидел ее лицо, искаженное яростью. Теперь она, прищурив глаза, медленно приближалась к агенту, все еще держа в одной руке шлем, а в другой бластер. Подойдя вплотную, она тихо прошипела:
— Ах ты сволочь! — и сделала резкий выпад ногой. Ни боли, ни удара, как обычно пишут в книгах, Владислав не почувствовал, и в голове у него тоже ничего не взрывалось, у него просто потемнело в глазах.
V
Шорохи, шелест, чьи-то голоса, кто-то что-то настойчиво говорил. Светало. Владислав открыл глаза. Мутная пелена перед глазами начала рассеиваться. Ужасно саднил подбородок. Он поднял руку, с трудом повернулся, сел и прикоснулся к губе. Поморщившись от боли, он прошелся языком по губам. Все на месте, но во рту солоно от крови. Пощупав челюсть, Владислав отдернул руку, когда наткнулся на огромную опухоль. Разбитая, опухшая челюсть тупо запульсировала, реагируя на прикосновение руки.
— Здорово она меня — подумал Владислав, отмечая про себя, что сейчас он не связан, и то хорошо. В голове начало проясняться. То что он принял за рассвет — было всего лишь навсего белым освещенным пластиковым потолком. Кто-то или что-то все еще шептало ему на ухо. С усилием заставив себя сосредоточиться, Владислав вдруг осознал, что его зовут.
— Кэп, кэп, очнись, скажи что-нибудь.
Сообразив наконец, что это голос Ворчуна, агент ответил:
— Все хорошо 007, я в порядке.
— Наконец-то, — радостно затараторил Ворчун. — Я уже думал, ты никогда не придешь в себя, зову тебя, зову… Кэп, они пытаются защитный барьер взломать. Кэп, я же не могу без человека внутри блокировку поставить! Кэп, помоги!… Они уже внутри! Кэп! — голос Ворчуна выдавал его паническое состояние. — Кэп, они разобьют меня, кэп! Помоги, они выключат меня!
— Стоп! — резко остановил его словоизлияния Владислав. — Не паникуй. Ты же машина, они не могут тебя убить, понимаешь?
— Я не машина, — взвизгнул Ворчун. — Я живой!
— Извини, я имел в виду, что ты можешь прикинуться машиной, — поправился Владислав. — Втяни свою камеру внутрь, то есть глаз я хотел сказать, отключи голосовой модуль и следи за обстановкой только через внешние сканеры. И главное, не бойся ничего, твой корпус выполнен из корабельной обшивки с многослойной криталовой броней и может успешно противостоять даже лучу бластера. Самое большое, что они могут сделать — отключить тебя от сети, но у тебя же есть аккумуляторы. — про корпус из корабельной обшивки он конечно бессовестно лгал, надеясь, что Ворчун этого не заметит.
— Ага, — жалобно пискнул Ворчун, — тебе бы так. Кэп, я боюсь.
То ли потому, что Владислав Раденко ему все еще не представился, то ли потому, что Ворчун начинал как борткомпьютер патрульного судна, но к агенту он все время обращался "кэп".
— Не переживай, я тоже только что был выключен, но как видишь, все еще живой, — попытался успокоить его Владислав, только сейчас начавший понимать, что сделало Ворчуна таким. Ведь он был живым, он чувствовал себя живым, и его чувства рождали у него также и чувство самосохранения. А его безжалостно выключали. Разъяренные его самостоятельным и независимым поведением, пилоты и техники отключали его от сети, выдергивали с проводами, с мясом его аккумуляторы, просто убивая его. Каково это снова и снова умирать, чувствуя как последний живой электрон оставляет твои провода, как гаснет сознание, как исчезает, уходит в небытие твое «я». а потом мучительно возрождаться, восстанавливая по крупинкам, по раскиданным битам свое эго. Он был живой, это не просто чувствующая машина, это живой организм, пусть и на электронно механической основе, но он был живой и тоже боялся умереть.
— Что там у тебя? — переходя на деловой тон поинтересовался Владислав.
Немного успокоенный компьютер отозвался сразу:
— Их двое, одного я только слышу, он снаружи, а другой здесь, и ведет себя как слон в посудной лавке. Он уже все здесь перевернул и пообрывал мне почти все сенсоры и сканеры. Судя по всему, что-то ищет.
— Не что-то, а кого-то, — поправил его агент.
— Они ищут какого-то Свена, и если я правильно понял, то это скорее всего и есть наш «друг» — пилот корабля-призрака. Похоже у него уже есть парочка-тройка личных врагов. Да, вот еще что, ты что-нибудь знаешь об этой "импульсной игрушке", что они оставили в ущелье?
— Еще бы, знаю, — живо отозвался Ворчун. — Эта бомба-убийца, разработанная во время первой галактической войны с муравьиными. С вооружения снята около ста лет назад. Находится под запретом. К особенностям относятся ее датчики движения избирательного действия. Проще говоря, она реагирует не на всякое движение, а только на движение определенной массы протоплазмы или механических тел. Выдает четыре импульса: инфракрасный — высокой интенсивности, отпугивая все живое и превращая смазку машин в клейкую массу. В этом режиме применяется для охраны определенных территорий или границ. Ультракороткий сверхчастотный режим уничтожает все взрывчатые вещества в зоне досягаемости, а живые тела, например бойца в боевом скафандре, превращает в вареные консервы. Жесткий гамма-импульс уничтожает все живое, не защищенное металлической броней, муравьев-рабочих, например.
И наконец, электро-магнитный импульс превращает всю бортэлектронику в кучу бесполезного металлолома.
В боевом положении генерирует все четыре импульса один за другим с интервалом в полсекунды. Через тридцать секунд второй заход и еще через минуту последний.
Всего ее хватает на десять включений, но радиоизотопные батареи позволят этой игрушке оставаться на боевом взводе до ста лет. После неудачного применения в системе три альфа, когда муравьиные значительно превосходившие людей по массе тела, вдруг сумели подойти к бомбам или точнее сказать, минам и перепрограммировать их, в результате чего люди понесли огромные потери в живой силе и технике от собственного оружия, бомбы сняли с вооружения, а космические минные поля окружили маяками, запретив там всякое движение. Как выяснилось, после заключения мира, муравьи использовали специально выведенных рабочих-техников размером с обычного земного муравья.
— Тогда каким образом и откуда они, я имею в виду этих бандюг, заполучили такие мины, — спросил Владислав. — И почему эти мины действуют?
— А они действуют? — спросил Ворчун, к которму уже вернулось самообладание и вместе с ним саркастический тон.
— Я допускаю с определенной долей вероятности, что они действуют, — парировал Раденко, — но ты можешь это лично проверить, если захочешь конечно. Так сказать эмперическим путем…
— Ну… тогда со всей долей вероятности, они сумели где-то раздобыть мины и заменить в них батареи. Операция трудоемкая и рискованная, но тем не менее выполнима, — спокойно ответил Ворчун.
— Час от часу не легче, — сказал Владислав. — Сначала этот «торговец» запрещенным товаром и на корабле, который дает фору сто очков лучшему патрульному судну, затем эти вооруженные до зубов бандиты, теперь еще мины столетней давности, первый живой электронный мозг. Я похоже не на отсталой закрытой планете на задворках галактики, а в центре событий периода "звездных войн", — агент хотел почесать подбородок, но отдернул руку, поморщившись от боли.
— Черт, — выругался он. — Серьезные ребята.
— Кэп! — встревоженно позвал вдруг Ворчун. — Кэп! Он, этот «робот» с биологической начинкой и металлоломом вместо мозгов, этот кретин отключил меня от сети. Кэп! — в голосе Ворчуна слышались панические нотки. — Кэп, если я буду поддерживать с тобой связь, моих аккумуляторов хватит всего на несколько дней.