Наконец Владислав, буксируемый неутомимой девушкой, поднялся на скоростном лифте на стодвадцатьпервый этаж и уже через две минуты повторял пережитое на краю болота.
— Ну-с, батенька, удивили вы нас, — доктор довольно потирал руки. — Уже второй раз удивили. Сначала после укуса калтиллы живы остались, а теперь значит и в контакте с гаргонидом побывали. Занятно, занятно. А знаете, батенька, вот теперь становится понятным кое-что. Животные на том материке имеют в большинстве своем очень толстую и твердую шкуру и калтилла, это насекомое, похожее на осу, просто не в состоянии ее прокусить. Именно прокусить, а не ужалить. Калтилла имеет свой яйцеклад между мощными жвалами и, прокусив кожу, как бы срыгивает в ранку сотню-другую микроскопических яиц. У больных животных шкура становится тонкой и потому доступной калтилле. У здоровых ее и пулей крупнокалиберного пулемета не возьмешь. Эта, с вашего позволения, «оса» — своеобразный санитар леса. Вот скажите, милейший, вы много видели детенышей в лесу? — прервал свою тираду профессор.
— Ни одного, если не считать убитого мною ящера, — смутился Владислав.
— Правильно, — подтвердил профессор, и смешно задрав свою козлиную бородку, посмотрел на просвет линзы своих очков, затем протер их полой халата, снова оценил стекла на просвет и водрузил очки на нос. — Так о чем я?
— Правильно, — имитируя его интонацию, подала голос молчавшая до сих пор Эстер.
Профессор с укоризной посмотрел на нее, а затем продолжил:
— Так вот, у детенышей очень тонкая шкура, и они весьма уязвимы до поры до времени, — продолжал он. — Как вы уже имели возможность убедиться, они живут, прикрываясь складками кожи своих родителей до тех пор, пока их собственная кожа не задубеет. Потом они становятся самостоятельными. Ну а то, что вы, милейший, за змеехвост приняли — это «рука», да, да — это своеобразная рука, ведь надо же как-то деткам пищу доставлять. Хотя не скрою, некоторые, весьма любопытные экземпляры имеют привычку охотиться своим хвостом, как этот ваш хамелеон, например, и даже имеют ядовитые железы для этих целей. Так вот животные, укушенное этой «осой», живут от силы сутки, затем их просто сжирают сотни личинок изнутри.
Раденко при этих словах поежился, чувствуя, как мурашки побежали по спине.
— Вы же протянули более суток и остались живы. Когда мы вас подобрали, — продолжал как ни в чем ни бывало профессор, поглядев на Владислава поверх очков, — Ваша кровь буквально кишела ими и нам пришлось несколько раз фильтровать ее, держа вас все это время под наркозом. В усыпленном состоянии личинки не могут закрепляться на стенках сосудов, и мы в конце концов их всех выудили. Но именно тут мы и столкнулись с первой загадкой. Почему они до сих пор не прогрызли стенки вашей кровеносной системы и не взялись кушать вас, несмотря на свое развитие. Они вообще выглядели какими-то вялыми, сонными что ли. В крови у вас мы обнаружили еще одно интересное белковое соединение, но приняли его сначала за продукт жизнедеятельности этих личинок, однако поместив личинку в образцы чистой донорской крови, наблюдали их резкую активизацию. Они словно просыпались от спячки. Получается, что именно этот белок тормозил их активность. Это и натолкнуло нас на мысль усыпить их всех прямо у вас в крови, а затем отфильтровать. Это все, конечно, весьма упрощенно.
Он сделал небольшую паузу, затем продолжил:
— Так вы говорите, что несмотря на противоядие из аптечки, почувствовали тем не менее сонливость и даже уснули на время.
— Ну, уснул или потерял сознание, — ответил Владислав, — мне некогда было это выяснять. Во всяком случае, мне показалось, что я спал.
— Интересно, интересно, — пробормотал доктор, засовывая руки в карманы белого халата и снова вытаскивая их. Казалось, что он не знает, куда деть свои руки. — Очень может быть, — бормотал задумчиво доктор, — если так, то это проясняет многое. — Затем, словно очнувшись, поднял голову и обратился к Эстер: — Очень хотелось бы получить одного-двух гаргонидов для исследований. Вы могли бы это устроить?
— Думаю, да, — ответила девушка.
— А, а, а, — довольно бесцеремонно вмешался агент. — Это не безобидные морские свинки, доктор, это чрезвычайно опасные бестии, и я против того, чтобы Эстер так рисковала.
— Ну что ты, — возразила девушка, — никакого риска. Разве ты еще до сих пор не заметил, что тебя кое-кто вытащил из твоего металлического панциря.
Только сейчас Владислав сообразил, что раз его кто-то вытащил из металлической брони, то этот кто-то умеет пользоваться мечом-роботом и следовательно… — он взглянул на Эстер.
— Так значит есть еще один меч? — спросил он.
— Еще два, — ответила девушка. — И одна из счастливых обладательниц сейчас перед тобой.
— Но как ты собираешься их ловить? — Владислав Раденко был совсем сбит с толку. Он до сих пор, и не без гордости, считал, что является единственным человеком, который не только имеет металлогоид, но и умеет им пользоваться.
— На живца, конечно, — съязвила Эстер. — А когда поймаем, засадим его в канистру с водой и в путь-дорогу.
— Прекрасно, — сказал оживляясь профессор. — Тогда не смею вас больше задерживать. А вы, молодой человек, — он повернулся к Владиславу, — завтра зайдите ко мне, нужно у вас еще раз кровь на анализ взять.
— Что все это значит? — возмущенно начал Владислав, когда они вышли в коридор. — Ты же не собираешься всерьез собой рисковать?
— Я не собираюсь рисковать жизнью, но поймать одного такого моя обязанность. Ты даже не понимаешь, какое значение имеет это открытие, если догадка профессора Кострова подтвердится. И я сегодня же улетаю.
— Нет, — решительно остановил ее агент. — Это моя планета, и я лечу вместе с тобой.
— Но, Владик, — девушка положила ладони на грудь мужчины, опасно приблизившись к нему вплотную, — ты должен еще подлечиться и сдать анализы…
Чувствуя, что теряет контроль над собой, Владислав обиженно замолчал. Через минуту он возобновил разговор на другую тему.
— Сколько дней прошло с тех пор, как вы получили радиограмму?
— Что? — спросила Эстер, выходя из задумчивости.
— Какое сегодня число? — поставил вопрос по другому Раденко.
— Сегодня двадцатое апреля, а что? — спросила в ответ девушка.
— Так, я радировал вам двадцать восьмого февраля, значит, прошел пятьдесят один день. Черт побери, он уже погиб.
— Кто? — все еще ничего не понимая она серьезными глазами смотрела на него.
— 007 — Ворчун или говоря официальным языком — ЭВМ Бонд 007 — Электронно Вычислительная Машина, Бортовой Операционный Навигатор Дестабильных ситуаций, седьмая версия по прозвищу "Ворчун".
— Но это же просто компьютер, — Эстер все еще ничего не понимала.
— Это, — многозначительно посмотрел на нее Владислав, — первый в мире электронный мозг, имеющий встроенный блок эмоций, проще говоря — первый живой мозг на небиологической основе.
— Ну ладно, об этом поговорим позже, — продолжал он, впервые за несколько дней взяв инициативу в свои руки. — Пойдем сейчас ко мне, я тебе все объясню.
Зайдя с девушкой к себе, он оглядел вещи сваленные на столе и повернувшись к озирающейся кругом Эстер, предложил:
— Располагайся. Что будешь пить: джин, виски, лимонад или какое-нибудь вино?
— Сухое белое, пожалуйста, — она провела рукой по матовому стеклу стены, направляясь к креслу.
Плеснув в два фужера "Пинот Гриджио" Владислав подал девушке ее бокал, затем, сделав глоток, поставил свой фужер на стол. Включив кондиционер он повернулся к спутнице:
— Одну минуту, я только сполоснусь побыстрому, а то я вспотел как Киру-киру.
Киру-киру, маленькое животное сродни нашей кошке, обитало в северных широтах планеты Илан. Благодаря густому, белоснежному меху совершенно не боялось холодов, но в закрытых помещениях оно начинало потеть, издавая резкий и весьма неприятный запах, с трудом переносимый человеком. Характерный запах этого животного уже давно стал "притчей во языцах" и только откровенные любители экзотики рисковали держать этих животных у себя.