Выбрать главу

Выражение ее лица стало непостижимым, как улыбка Джоконды. (Может, и она, подумал Эштон, присоединилась к собранным им сокровищам? Много ли они взяли из Лувра?)

— Я не назвала бы это отказом от вознаграждения. Такой браслет нельзя купить за все деньги мира.

— Равно как и то, что я передал вам.

— А вы жадны, мистер Эштон. И знаете, что с акселератором весь мир станет вашим.

— Ну и что с того? Разве вас будет интересовать наша планета теперь, когда вы забрали все, что хотели?

После короткой паузы она неожиданно улыбнулась:

— Значит, вы предположили, что я не из вашего мира?

— Да. Я знаю, что кроме меня у вас есть и другие агенты. Вы с Марса? Или все равно мне не скажете?

— Я охотно вам все расскажу. Но если я это сделаю, вы меня не поблагодарите.

Эштон бросил на нее настороженный взгляд. Что она хотела этим сказать? Он неосознанным движением отвел руку за спину, защищая браслет.

— Нет, я не с Марса или любой известной вам планеты. Вы все равно не поймете, что́ я такое. И все же я скажу. Я из будущего.

— Из будущего? Да это смешно!

— В самом деле? Интересно, почему же?

— Если бы такое было возможно, в нашей прошлой истории было бы полным-полно путешественников во времени. Кроме того, это включает reductio ad absurdum. Путешествие в прошлое может изменить настоящее и создать всевозможные парадоксы.

— Неплохие доводы, хотя и не столь оригинальные, как вы полагаете. Но они лишь отвергают возможность путешествий во времени в целом, а не особые случаи, как сейчас.

— А что сейчас такого особенного?

— В очень редких случаях и путем затраты огромного количества энергии возможно создать… сингулярность во времени. За ту долю секунды, пока эта сингулярность существует, прошлое становится доступным для будущего, хотя и ограниченно. Мы можем послать в прошлое свой разум, но не тела.

— Так вы хотите сказать, что тело, которое я вижу, одолжено?

— О, я за него заплатила, как сейчас плачу вам. Владелица согласилась на мои условия. В таких вопросах мы очень щепетильны.

Эштон быстро размышлял. Если ее слова — правда, то это дает ему определенное преимущество.

— Тогда получается, — продолжил он, — что у вас нет прямого контроля над материей и вы вынуждены действовать через агентов-людей?

— Да. Даже эти браслеты были сделаны здесь, под нашим ментальным руководством.

Она объясняла слишком многое и слишком охотно, обнажая всю свою слабость. В сознании Эштона вспыхнул тревожный огонек, но он зашел слишком далеко. Отступать теперь поздно.

— В таком случае, как мне кажется, — медленно проговорил он, — вы не можете заставить меня вернуть браслет.

— Совершенно верно.

— Это все, что я хотел узнать.

Теперь она улыбалась, и было в ее улыбке нечто такое, от чего Эштон похолодел.

— Мы не мстительны и не злы, мистер Эштон, — негромко сказала она. — И то, что я хочу сейчас сделать, взывает к моему чувству справедливости. Вы попросили браслет — можете оставить его себе. А теперь я расскажу, насколько он вам окажется полезен.

На секунду Эштона охватило безумное желание вернуть акселератор. Вероятно, она угадала его мысли.

— Нет. Уже слишком поздно. Я настаиваю на том, чтобы браслет остался у вас. В одном я могу вас заверить. Он не испортится. И прослужит вам, — снова загадочная улыбка, — всю оставшуюся жизнь. Не возражаете, если мы пройдемся, мистер Эштон? Я завершила свою работу здесь и хочу бросить прощальный взгляд на ваш мир, прежде чем покинуть его навсегда.

Не дожидаясь его ответа, она направилась к железным воротам. Снедаемый любопытством, Эштон последовал за ней.

Они шагали молча, пока не остановились среди замерших на Тоттнем-Корт-роуд машин. Она немного постояла, разглядывая деловую, но неподвижную толпу, и вздохнула:

— Мне жаль их всех, и вас тоже. Мне очень хочется знать, чего вы смогли бы добиться.

— И как понимать ваши слова?

— Совсем недавно, мистер Эштон, вы сказали, что будущее не может влиять на прошлое, потому что это может изменить историю. Проницательное замечание, но, боюсь, неуместное. Видите ли, у вашего мира уже нет истории, которую можно изменить.

Она указала куда-то в сторону, и Эштон быстро обернулся. На противоположной стороне улицы возле стопки газет сидел мальчишка-газетчик. Ветер, дующий в неподвижном мире, изогнул первую страницу одной из них под невероятным углом, и Эштон с трудом прочитал: