- Тебе довольно знать, что тебя дух не тронет. - раздражённо сказал Кольгримм. Он не привык. Чтобы его телохранитель ослушивался. - Иди ко годи Оттару и узнай, какой жертвы ждёт дух. Возможно, старик пошлёт тебя добывать белого бобра или говорящую рыбу... с него станется. У нас мало времени, и я не хочу терять второе лето подряд.
Только данная хёвдингу клятва удержала Бьярки от крепкого слова. Он молча вышел, оттолкнув плечом Лофура.
Глава 4. В кургане
В сопровождении рыжеволосого ведуна Бьярки поднялся в селение. Как и в Ормфьорде, тропа поднималась вверх по холму, огибая его со стороны суши. На склоне холма, смотревшем на запад, было кладбище. Ухоженные могилы, обложенные белыми камнями в виде кораблей, словно целый флот направлялись в открытое море. Среди них выделялась одна, увенчанная поминальным камнем с высеченными на нем рунами. Под этим камнем и хранил древний амулет предок властителя фьорда.
Старый Оттар долгое время пытал духов, какая жертва им милее. По его слову были приготовлены огромный чёрный бык, белая кобылица и рыжий пёс. Кольгримм по-прежнему не сходил с драккара, не желая, чтобы духи его учуяли. Он лишь велел Бьярки беспрекословно слушаться незнакомца, который объяснит, что делать.
Полная луна освещала море и вершину холма, чётко вычерчивая силуэты домов. Бьярки в одиночестве ждал полуночи у подножья кургана. Когда наступил заветный час, он раскопал вершину кургана и вскоре добрался до дыры в крыше. Как и Кольгримм, он спустился внутрь кургана по сучьям смолистой сосны. Бьярки не было нужды в светильнике. Обострённым звериным чутьём, осязанием, зрением он ощутил всё. Запах плесени и корней травы, пробивавшихся сквозь стены. Медный привкус жертвенной крови, просачивающейся сквозь крышу. Холодное мерцание металла и драгоценных камней, грудой лежавших в углу. Надо всем этим главенствовал смрад смерти и чужая зловещая воля, гнавшая прочь, повелевавшая сжаться, сбиться в маленький комочек слабой плоти, ещё не осенённой неуязвимостью смерти. Бьярки мотнул головой, отгоняя страх, и ступил на пол кургана.
Меж двух столбов, украшенных резьбой, изображавших земные подвиги Сварульва и Одина, его покровителя, была установлена скамья, на котором восседал остов. Бьярки увидел всё, как описывал Кольгримм - широкую зловещую улыбку черепа в богатом, украшенном чеканкой шлеме, обрывки мехового плаща на рёбрах, прикрытых кожаной курткой с чеканными бляхами. И амулет - оскаленная морда зверя - то ли медведя, то ли волка, то ли рыси - в тусклом свете луны невозможно было разглядеть. Зато ярко сверкали чёрные агаты, вставленные вместо глаз.
Остов словно дремал, опустив голову на грудь. Левая рука в массивном обручье покоилась на колене, правая лежала на крестовине меча. Ножны скользнули под ноги мертвецу, и лезвие, не чищеное много лет, тускло мерцало в свете луны, сочившемся сквозь отверстие в крыше. Бьярки готов был поклясться, что меч этот работы славного мастера Ульвбрехта. Такие покупали на вес золота и не жаловались на дороговизну.
Берсерк мягко ступил по осыпавшейся с крыши земле. В этот миг лунный луч коснулся мертвеца, и кости обрели призрачную плоть. Древний конунг дрогнул, медленно поднял голову, словно просыпаясь от долгого сна. Вдруг он заметил Бьярки, замершего перед ним с рукой, протянутой к мечу.
- Стой! - Бьярки поспешно отдёрнул руку, - Я не хотел забирать твой меч, Сварульв конунг. Мне не нужны твои сокровища!
Грозное оружие, которым любовался берсерк, взметнулся вверх, обещая нанести смертельный удар. Но Бьярки нёс с собой не маленький каменный нож, как Кольгримм, а свою неразлучную подругу секиру. Лезвие меча встретилось с рукоятью, окованной железом.
Биться в тесном посмертном жилище, отыскивая место для замаха, было непросто. Но Бьярки не раз приходилось биться на узкой мокрой палубе снекки, чувствуя за спиной Кольгримма - тоже, поди размахнись в полную силу, чтобы не подскользнуться самому или не толкнуть за борт хёвднига.
Долго кружили воины в полумраке, обмениваясь редкими ударами, прощупывая противника. Бьярки начинал выдыхаться. Его удары не причиняли мёртвому конунгу вреда. Секира свободно проходило сквозь призрачную плоть. Даже натыкаясь на кости лезвие лишь соскальзывало с лязгом. Бьярки больше не пытался взывать к призрачному противнику, объясняя, зачем нарушил его покой.
Наконец призрак отбросил меч. Загорелись алым камни-глаза амулета. Бьярки, как завороженный, всматривался в багряные огоньки. Он едва не пропустил опасный удар конунгова меча, и почувствовал, как в нём просыпается зверь. Тяжёлое дыхание превратилось в рык, кровь прилила к лицу, шумела в ушах... и вот уже два зверя в человеческом обличье сплелись в клубок ярости. В щепы разлетелось сиденье, жалобно звенели монеты, ссыпаясь в грязь, скрежетали зубы, вновь не сумевшие впиться в плоть. Наконец Бьярки удалось разорвать цепочку амулета. Заветное сокровище, до крови прорезав ладонь, осталось у него в руках.