– Довольно! – прервал меня судья. – Вас ждёт смерть, приговор окончательный!
И тут… Удар!
Раздался негромкий, но тяжёлый шлепок, как если бы огромный перезрелый цитрус упал с дерева. Фрукт, впрочем, не отскочил от земли и не разбился.
Именно в этот момент Гонсало дель Кастильо вывалился из гамака.
Дрожа и потея, он начал осознавать реальность вокруг, слыша громкий и чистый смех. Хохот лился как вода в фонтане, заставляя Гонсало проснуться окончательно. В тысячный раз он оказывался в суде, в тысячный раз кошмар представлялся явью, процесс напоминал беседу с глухими, в тысячный раз Гонсало приговаривали к смерти и его голова катилась по пыли… и БАХ! Он грузно выпадал из гамака, вызывая взрывы смеха Гавы, что проводила дни и ночи в его компании на протяжении уже долгих месяцев.
– Я больше не могу выносить этот кошмар! – жаловался он Гаве, в то время как она разжигала почти погасший за ночь огонь. – Почему он всегда снится мне перед рассветом? Почему? И вообще, почему ты смеёшься?
– Меня смешит то, что ты говоришь во сне.
– Ты умеешь читать чужие грёзы?
– Нет, ты разговариваешь, когда спишь. Поначалу я совсем ничего не понимала, но ты понемногу осваиваешь мой язык, говоришь на нём, и мне занятно, как изо сна в сон меняются детали происходящего.
Гава взяла огниво изящными пальцами, округлила губы и подула, разжигая сухую листву под валежником.
– Вполне естественно, что ты всё ещё видишь этот сон, мой друг, мой брат, мой большой усатый тапир (иногда девушке нравилось так называть Гонсало). Часть тебя чувствует вину за то, что ты живёшь здесь, полуголый, среди «яномами тёпё», человеческих существ. Ты вспоминаешь тех, кого оставил, но знай, что они уже позабыли тебя. Не переживай. Успокойся. Дыши глубже. Они не найдут нас, потому что не ищут тебя. И разве они уже не успели сотню раз отрубить тебе голову?
– Да, я терял голову, а ты спасала меня. Я столько узнал, моя дорогая Гага, – так Гонсало ласково называл девушку. – Я не заслуживаю жизни, которую ты предлагаешь мне.
Гава нахмурилась и пожала плечами:
– Ты несёшь чушь. Собирайся!
Когда огонь разгорелся, Гава встала, чтобы накормить своего попугая фруктами, и широко улыбнулась. Вокруг оживлённо болтали и шутили яномами. Одни уже отправились на охоту или на рыбалку, другие несли плетёные корзины, чтобы собирать ягоды и коренья, которые съедят в конце дня. Три или четыре часа спустя их каждодневные труды были окончены, и яномами могли отдыхать, гулять, учиться и общаться. Их мир не имел ничего общего с тем, в котором рос и воспитывался испанский конкистадор.
Гава и её народ подарили Гонсало новую жизнь, населённую «ксапири», духами каждой вещи, животного, растения, дерева, камня, горы. Гонсало чувствовал их вокруг себя, но увидеть не мог. Гава, напротив, обладала этим редким даром и описывала духов как крошечных сверкающих летающих человечков, напоминающих ночных светлячков. Они напоминали недолепленных людей – у них были омертвелые конечности и не хватало пальцев на руках. Возможно, это объясняло повторявшийся сон о том, как большой усатый тапир претерпевает метаморфозы, постепенно спускаясь вниз по реке, которую яномами называли Оринуку, а мы теперь зовём Ориноко.
Гонсало понемногу заучивал слова языка Гавы. Пока их было немного, но он уже знал, что «рассказывать истории» звучит как «уаха уайоайу». Демон ночи, который насылал на бывшего конкистадора дурные сны, звался «Титири». «Нийайу» означало «пускать друг в друга стрелы» или «воевать». В сущности, яномами ничем не отличались от других людей. Они тоже сражались и погибали, глядя врагу в лицо. Гава в детстве потеряла и мать, и отца, и её взял к себе шаман. После его смерти она и сама стала шаманкой.
Ксапири потешались над смертью. Бессмертные, эти духи посмеивались над людьми, каждому из которых на роду было написано однажды умереть и превратиться в ксапири. Поэтому яномами не боялись смерти – превратиться в ксапири значило обрести вторую, вечную жизнь без каких-либо ограничений.
«Поре тше пей вей!» – говорили ксапири людям.
«Вы – чужаки и чудища, потому что смертны», – подшучивали они над людьми, наблюдая за ними с весельем и доброжелательностью.
«Да уж, – вздыхал Гонсало, – вселенная яномами полностью отличается от вселенной конкистадоров и от народов Европы в целом».
Гонсало завораживали животные, существование которых открыла ему Гава: лишь очень зоркий глаз мог разглядеть их сквозь густую растительность и через бурлящую реку. Ещё в детстве Гонсало вместе с братом следили за рыбами, лягушками и стрекозами, населявшими пруд возле родительского дома. Вместе с отцом он охотился на кроликов и зайцев, голубей и куропаток, оленей и косуль, а однажды даже на волка. Но больше всего он любил птиц.