– Скажи, Флакита, цветочек, когда ты накладывала на меня эти чары, была ли рассудительной француженкой? Или англичанкой, подобной храброму Шекспиру?
– Мы были в Баварии, – ответила заинтригованная Смерть.
– Что ж, баварцы столь же невежественны, как печальные французы или бедняжки-англичане. Для народа яки не существует вопроса, быть или не быть, ведь так просто – быть и не быть одновременно.
– Так что с того?
– Тогда я поняла, что делать. Я знала, как перехитрить тебя. Я не стану рассказывать тебе, что существует четыре мира. Мир людей – второй. В нём мы и находимся. И несмотря на помощь духов и силу трав, я так и не смогла зародить жизнь в чреве, которое ты иссушила.
– Моё слово нерушимо, я уже говорила тебе, – сказала дама в чёрном, словно успокаивая саму себя.
– В этом мире – возможно. В обычной реальности – несомненно. В третьем мире, мире цветов – вероятно. Мне никогда не удавалось попасть в него. Что же касается последнего царства, вашего, мира мёртвых, то, признаюсь, мне не хотелось бродить там раньше времени. Да и не хотелось рисковать столкнуться с моим Педро. Кто знает, получаются ли из хороших людей хорошие мертвецы? Есть ещё первый мир – мир животных. Я очень хорошо знаю его. Я провела там много счастливых часов. Ты прокляла моё тело человеческой женщины. Но знаешь ли ты, сколько раз я покидала это тело? Иногда я подолгу оставалась чистым духом, чтобы летать в своё удовольствие.
– Порой я следовала за тобой, – ответила дама в чёрном.
– Чаще всего, покидая это бесплодное тело, я переходила в тела жаждущих койотов, плодовитых сов и ворон. Позавчера, например, когда ты мучила беднягу Эстебана, я, как и говорила, бегала и выла на луну. Но я не рассказала тебе всего. До этого я встретила прекрасного койота. В этом было что-то особенное, потому что я подумала о тебе. Я знала, что снова понесу. Шесть щенков за раз. Шесть детей. Думай что хочешь о своём проклятии. Понятие неудачи или успеха в этой истории неуместно. Но я могу сказать, что, несмотря на твоё проклятие, у меня появились тысячи потомков. Они пернатые и мохнатые. Какая разница, Флакита? Я так часто сама бывала пернатой и мохнатой.
– Порой я следовала за тобой, – ответила дама в чёрном.
Раздался шорох крыльев какой-то птицы. Потом ещё одной. Глухой стук чьих-то лап. И ещё чьих-то. И многих других. Испуганное мяуканье. Дама в чёрном оглянулась. Сотни воронов, сов и койотов молча ждали. Кот явно нервничал. Гуайа ласково успокаивала его.
– Зная, что ты неизбежно придёшь, я встала пораньше. В последний раз закурила трубку. По милости союзника погрузилась в сознание совы. Весь день я летала вокруг нас. Твой верный кот не сумел меня остановить. Взгляни. Я повсюду. Там, здесь и тут. Мои дети повсюду. Они везде. Я позвала тех немногих, кто был рядом, чтобы они подошли и поздоровались с тобой.
С вершины кактуса сагуаро слетела ворона. Она коснулась головы дамы в чёрном и улетела, держа в клюве цветок камелии. Смерть бушевала.
Сова отщипнула нитку из её шали.
Всё было кончено. Закружился дикий, оглушительный вихрь из меха и перьев, в котором, смеясь, утонула дама в чёрном. Когда сыновья и дочери Гуайи ушли, Смерть продолжала хохотать. Безрадостным смехом. Она смеялась над собой.
Она была лишь хрупким скелетом. Грудой костей, едва держащихся вместе. Безыскусным и некрасивым. Ничем не прикрытая Смерть.
Даже в чём-то смешная.
– Вот это – ты, Флакита. Такая, какая ты есть. Без плоти. Без души. Без мечтаний. Пустая. И явно менее гордая собой сейчас, чем когда ты только пришла ко мне. Я боюсь, Флакита. Мне нравился этот мир. Но я покидаю его довольной, потому что моя жизнь была такой насыщенной. Что до тебя? У тебя нет жизни. Старухи умирают, таковы правила игры. А что же ты? Я осмелюсь предложить тебе пожить, Флакита. Хотя бы на один день. Пусть даже с риском исчезнуть навсегда. Плоть непредсказуема, но невероятно прекрасна. Мне жаль тебя. Ты никогда не узнаешь странствий и наслаждений трепещущей плоти, сердца, которое делает всё, что может, кожи, которая увядает. Бедная Флакита. Проклятие, что лежит на тебе, – самое страшное из всех. Я без сожаления оставляю тебя на произвол судьбы: без бабочки, которую ты забираешь, ящерицы, которую ты проклинаешь, совы, которую ты сбиваешь, старухи-индианки, которую ты приканчиваешь. Я оставляю тебя наедине с твоими безрадостными и бессмысленными играми. Я оставляю тебя в твоём небытии и абсолютной пустотой вместо историй. Я их проживала. Девять, говоришь? Тысячу, не меньше. Я страдала и наслаждалась. Я веселилась от души. Как и каждый, кто имел плоть, как каждый, кто умел рисковать жизнью, я остаюсь там, где жила. Я оставила свой след повсюду. И ты ничего не сможешь с этим поделать. Мне нечего добавить. Кроме того, что получила удовольствие, Мадам, – проговорила Гуайа.