Тесс с радостью объяснила бы ему, зачем она сделала то, что сделала. Но вломившиеся к ней копы застали ее врасплох, и в растерянности она совершила страшную глупость — поклялась, что действовала одна. Даже Тайнеру не было известно, что в этом участвовала еще и Уитни. Поэтому теперь ей ничего не оставалось, как только сбивчиво твердить о том, что она, дескать, пыталась защитить девочку, имя которой она отказывалась назвать, ибо тогда непременно всплыло бы и имя Уитни. В результате судья Холси видел перед собой… догадались, кого? Конечно — эдакого супермена в юбке. Да и как еще можно назвать женщину, которая, опоив мужчину какой-то гадостью, тащит его, голого, на стоянку, где и оставляет на посмешище, предварительно сведя ему депилятором волосы, причем не только на теле, но и на голове?
Однако Холси был слишком опытен, чтобы не заметить, небольшие нестыковки в показаниях обеих сторон.
— Знаете, полицейским показалось несколько странным, что у Микки Печтера почти совсем нет ссадин, — вдруг сказал он, когда они с Тайнером закончили обсуждать условия ее освобождения.
— Ссадин? — эхом повторила Тесс.
— Да. Ведь вам пришлось его тащить, верно? Вероятнее всего, вы волокли его за ноги, а не ухватив под мышки. И тем не менее все ссадины, которые удалось обнаружить, оказались именно под мышками.
— А как это объясняет сам мистер Печтер?
— Твердит, что абсолютно ничего не помнит.
— Хмм… — промычала Тесс, решив, что и так сказала уже вполне достаточно. Большинство лжецов проговариваются сами — их подводит словесный понос, желание дополнить свой рассказ новыми деталями. Бедняги просто не в состоянии вовремя остановиться. Тесс прекрасно это знала, потому что сама врала, причем делала это вдохновенно. Конечно, когда этого требовало дело.
В конце концов, ее версия событий, хоть и несколько неполная, все-таки оказалась более убедительной. Может быть, потому, что Микки Печтер в роли жертвы выглядел слишком уж непрезентабельно. Он даже подпортил в компьютере жесткий диск, понадеявшись, что это даст ему возможность изменить свидетельские показания. Но Тайнер, отвалив Дори Стэрн немалый куш, попросил восстановить все, что могло очернить Печтера: его указания, как добыть фальшивую идентификационную карточку, письмо, в котором он настойчиво уговаривал Тесс явиться в бар. В подвешенном состоянии остался только один вопрос — о таблетках. Печтер стоял на своем, Тесс — на своем. Дело уже зашло было в тупик, когда вдруг всем стало ясно, что и копы, и прокурор, и даже Печтер горят желанием поскорее закончить его миром. Все — кроме судьи Холси.
— Любое насилие должно быть наказано, тем более если речь идет о цивилизованном обществе, — заявил он Тайнеру, когда адвокат обратился к нему с просьбой снять обвинение. — Какими бы ни были его намерения, какими бы ни были намерения вашей клиентки, сути дела это не меняет. Она нанесла ему ущерб и должна понести наказание. Общественные работы, думаю, подойдут как нельзя лучше.
Тайнер, уже успевший убедить Тесс в необходимости сделать все, чтобы избежать суда, охотно согласился:
— Поскольку речь идет об условном наказании сроком не более полугода, Ваша честь, у меня нет возражений.
Шесть месяцев, думала Тесс, молча сидя в зале суда. Сейчас 22 апреля, газоны перед зданием суда пестрят нарциссами и тюльпанами. По-весеннему тепло, пахнет свежескошенной травой и удобрениями. Через шесть месяцев от цветов не останется и следа, да и трава пожелтеет. Снова похолодает, дни станут короче, и лето сменится осенью. Кажется, пройдет целая вечность. Тесс понимала, что время промчится незаметно. Всего шесть месяцев — и все это закончится, забудется, как дурной сон.
Наконец объявили слушание ее дела. Неподкупная Фемида была готова вынести ей свой приговор.
Холси аккуратно поправил стоявший перед ним микрофон.