Конечно, он знал, может быть, даже лучше, чем кто-либо еще, какие штуки со временем выкидывает память, и все же готов был поклясться, что во времена его юности все было и больше, и лучше. Жареные устрицы размером с кулак просто таяли во рту, а водившиеся в изобилии крабы до десяти дюймов в ширину выглядели настоящими морскими чудовищами, которым ничего не стоило разом отхватить вам палец. А теперь… все теперь измельчало — крабы, устрицы. Его собственная семья. Даже сам этот остров.
Однако родители его не знали другой жизни, да и не хотели ее. Отец всегда считал себя счастливейшим человеком в мире просто потому, что проводил свою жизнь на вольном воздухе, иначе говоря — на воде. За эту любовь залив отплатил бедняге тем, что сократил ему жизнь на добрых пару лет. Что не доделало солнце, докончила вода, влив в его кровь смертельный яд. Его свел в могилу простой порез, усилиями местного и глухого как пень эскулапа, понятия не имевшего о такой штуке, как инфекция, перешедший в заражение крови. В результате далеко не старый еще человек сгорел как свечка. Бедняге и в голову не приходило жаловаться — даже когда заражение крови, распространившееся по всему его телу, заставило его гнить заживо. Нет, он привык принимать жизнь на ее условиях и научил своего сына поступать так же. Делай то, что ты любишь, и ты полюбишь то, что ты делаешь. Таков был девиз его отца, его кредо, которым он руководствовался всю свою жизнь, и его сын понял и принял это как должное.
Однако ему, случалось, приходило в голову, что такая любовь иногда несет с собой смерть.
Он выплыл из протоки, довольный тем, что тут все по-прежнему. Теперь он оказался на Миддл-Бранч, и его моторка, словно повинуясь собственному желанию, неторопливо направилась в сторону Черри-Хилл Марина. Он практически никогда не рисковал так делать… вернее, не часто. Но сегодня он чувствовал, что ему позарез нужно увидетьее. И почему-то это желание возрастало с каждой минутой. Теперь уже трудно было даже представить, что когда-то он не зналее, чтоонане являлась ему во сне, обещая то единственное, о чем он мечтал. При мысли о том, что их встреча была лишь случайностью, его вдруг прошиб холодный пот Что, если бы он тогда не… Что, если быона?.. Теперь он уже не представлял себе жизни безнее.
Лениво окинув взглядом реку, он заметил парочку восьмерок, несколько четырехвесельных лодок, но ни одного ялика. Должно быть, опоздал, подумал он, и сердце у него упало. Чайки, кружа над ним, издевательски кричали, словно высмеивали его. «Слишком поздно, слишком поздно!» — слышалось ему. Команды рулевых: «Весла на воду! Табань! А теперь налегай!» — обидной насмешкой отдавались в ушах. «Слишком поздно!» — пронзительно заверещали чайки. Девичий голос, словно приняв брошенный ими вызов, взлетел к небесам: «Налегай! Налегай!» Первенство все-таки осталось за чайками. Лодки стремительно пронеслись по воде, и голоса рулевых отнесло в сторону ветром.
Но нет! Похоже, он ошибся, и опоздала как разона. Сердце его встрепенулось, когда из-под моста Ганновер-стрит-бридж выскользнул одинокий гребец. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы мгновенно узнать ее широкую спину, укрытую плащом густых каштановых волос. Быстрым движением он заглушил мотор, ионакоротко кивнула, видимо, оценив его вежливость, но не переставая грести, чтобы не сбиться с ритма.
Еетрудно было назвать хорошенькой в полном смысле этого слова. Но он решил, что это даже к лучшему, хотя, если честно, всегда считал себя приверженцем более утонченной красоты. Но очаровательное или хотя бы просто миленькое личико выглядело бы нелепо в сочетании с тем телом, которым наградила ее природа. «Симпатичное» сказал бы другой на его месте, но ему это слово не нравилось. В его представлении оно куда больше подходило мужчине.
Тем не менее веевнешности не было ничего мужеподобного. Разве что фигура… Что за вздор, одернул он себя.Онатак красиво смотрелась на носу лодки, что невольно заставила его вспомнить о Гере, направлявшей корабль Ясона во время плавания за Золотым руном — когда-то давно он смотрел такой фильм. Глупец этот Ясон, промелькнуло у него в голове, поспешил бездумно использовать все три желания, дарованные ему всемогущей Герой, и это несмотря на ее предупреждение! Длинные ресницы богини сомкнулись, и она была потеряна для него навсегда. А ведь Ясон жаждал куда большего! Нет, нет, ничего подобного в фильме не было. Однако фильм заставил его обратиться к древнему мифу, который лег в его основу — именно на это и рассчитывала его учительница, ловким движением остановив проектор на самом интересном месте. В итоге он просто влюбился в греческие мифы и легенды, созданные, казалось, именно для него. Афродита вставала из морской пены словно только для того, чтобы подарить свою бессмертную любовь хромому, перемазанному сажей кузнецу Гефесту, единственному среди богов, обделенному красотой. Психея и Эрот, Пигмалион и Галатея. Эпиметей и Прометей, состязавшиеся между собой в попытке помочь смертным обитателям Земли…