Вздохнув, он скатал свой спальник, кинул подушку на сиденье рядом с водительским и двинулся на север, щурясь от солнца. Оно стояло уже высоко и палило так, что слезились глаза. Он не узнавал его — это было не то солнце, под лучами которого он рос. Это солнце было злобным, раздражительным, словно человек, которого замучил фурункул, — оно нехотя вставало над горизонтом, а потом вдруг пулей взлетало в зенит, будто ему не терпелось поскорее закончить слишком долго тянувшийся день. Как-то раз он спросил у матери, заметила ли она, скольких разных красок и оттенков лишилась, переехав в здешние края, какие здесь размытые, неясные тени, словно солнце выпило их. Однако мать только посмотрела на него, как делала это в последнее время — любовно, но явно ничего не понимая, и он махнул рукой. Да, любить вовсе не значит понимать.
Поглядывая на огненный шар солнца, висевший справа от кабины, он молча следил, как оно катится вниз, к горизонту, как цвет неба меняется с пурпурного на темно-желтый, и вдруг отчетливо понял, что они в одной лодке — он и солнце. Оба они изгнанники, несчастные и никому не нужные на этом свете. Да, Земля по-прежнему вращается вокруг Солнца, но мир, похоже, предпочел благополучно забыть об этом. И не вспоминает, даже когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь становящиеся все тоньше слои атмосферы, беззвучно отмечают огненным пальцем новые жертвы.
Да, все это так. Только у него есть идея, как остановить колесо своей жизни. А солнце… Что ж, каждый за себя.
Глава 15
В дороге Карл Дьюитт явно предпочитал хранить молчание, и эта его манера стала потихоньку действовать ей на нервы. Почему-то считается, что так обычно ведут себя сильные, уверенные в себе мужчины вроде Клинта Иствуда или того же Уильяма Холдена.
Но в данном случае упорное нежелание Карла поддерживать разговор, чтобы хоть как-то убить долгие часы в пути, невольно наводило Тесс на подозрения. Ей казалось, что Карл просто стесняется своего увечья. Чуть только разговор уходил в сторону, как он тут же замолкал. Было ясно, что единственная тема, на которую он способен говорить, это смерть Люси Фэншер.
— «Лучшие бисквиты в округе», — громко прочитал он какую-то рекламу. Случилось это, когда за Хагстоуном они свернули на юг. Несколько миль ехали в молчании. И вдруг Карл снова встрепенулся: «Мотель. Комнаты отдыха, душ, бар. Посетите наш магазин сувениров».
Как выяснилось, вывески он читал просто так. Когда Тесс, решив, что Карл хочет перекусить, предложила остановиться, бывший коп пришел в ужас.
— Я тут с собой кое-что прихватил, — объявил он, вытаскивая объемистый пакет. Это оказались чипсы с запахом курятины — взглянув на них, Тесс решила, что куплены они бог знает сколько лет назад. Вежливо отказавшись от угощения, она сказала, что еще не успела проголодаться, и они двинулись по скоростному шоссе в сторону Мартинсбурга, Западная Виргиния. Тесс украдкой проглотила слюну — в глубине души она была вынуждена признаться, что при мысли о чипсах, да еще с запахом ветчины, жирных, с острой подливкой, у нее заурчало в животе.
Карл не любил и радио и принимался недовольно ворчать всякий раз, когда Тесс начинала крутить ручку настройки, чтобы поймать одну из местных радиостанций.
— Это новости? — в конце концов, не выдержал он, дослушав до конца сообщение о финансовом кризисе в одной итальянской компании.
— Да, конечно, это новости. Сводка новостей — все равно что газета. Прослушаешь ее — и уже в курсе всего.
Снова кислая гримаса.
— Позвольте, я угадаю. Наверное, в газете вы читаете только спортивный раздел, передовицу и больше ничего.
— Передовицу я просто проглядываю. А спортом вообще больше не интересуюсь.
— Больше?
— Не знаю, как это вышло. Глупо, наверное, звучит, да? Когда я был помоложе, то болел за команду Филадельфии. И то, верно, лишь потому, что Филадельфию у нас ловить проще, чем радиостанцию вашего Балтимора. Но потом, почти как в Библии, я оставил детские игры. Повзрослел, наверное.
— Вы верующий?
— Да нет, не особенно. Просто случайно запомнил эту фразу еще с тех времен, когда родители по воскресеньям таскали меня в церковь.
— А церковь…
— Методистская.
— Нет, я имею в виду, где прошло ваше детство?
— Здесь же, в Норт-Исте. В том же доме, где я живу сейчас. Можно сказать, что я прожил в округе Сесил всю свою жизнь, не считая того времени, когда учился в колледже.
— А где вы учились?
— В университете Делавэра. — По губам его скользнула легкая улыбка. — Только так и не закончил.