— А кого вы видите на борту?
Они ответили, что там только робот в кепке. Вскоре мокрая Муму прибежала во двор. Её хвост пропеллером крутился вокруг своей оси, издавал скрипучие звуки, а из пасти неслись раскатистые аккорды штутгартского концерта Мишеля Петруччиани. Следом за ней появился Герасим. Он сразу направился в каморку смотреть футбол, но, увидев Муму, оторопело сдвинул кепку на блестящий затылок и, не стесняясь никого, достал из кармана передника пачку сигарет. Он долго не мог прикурить, его руки дрожали. Наконец удалось, он выпустил дым и присел на корточки.
— Ишь ты, значить, муха! — только и сказал он, всматриваясь ей в глаза.
Я решил его не трогать и истребовать объяснений на следующий день. Но утром оказалось, что они ушли. Управляющий рассказал, что Муму в очередной раз приржавела, Герасим громко ругался, нервничал, сломал несколько ножовочных полотен, но всё-таки отпилил.
Я, наученный опытом, сразу связался с береговой охраной, они подтвердили, что Герасим снова вышел в море.
— Вы его видите? — поинтересовался я.
Они начали транслировать картинку на мой планшет. Герасим стоял на корме и задумчиво смотрел на горизонт. Он взял собаку за задние лапы и бросил за борт. Потом вставил в рот сигарету и закурил.
Минут через двадцать Муму вбежала во двор и сразу направилась на своё обычное место. Она присела там, несколько раз поводила головой из стороны в сторону и замерла. Глаза потухли.
Герасим возвращался довольный. Он шёл, выставив вперед блестящую грудь, и во весь голос распевал «Не кочегары мы, не плотники». Его немного пошатывало, он даже застрял в воротах, обернулся и пригрозил кулаком кому-то невидимому. Он уже добрался до второго куплета, как увидел Муму. Вокруг неё образовалась небольшая лужа. Дворник остановился, принялся пристально смотреть, но, увидев, что камеры запали, ушёл к себе и вернулся со сковородкой. Он врезал так сильно, что она полетела к забору.
— Ишь, значить, муха! — сказал Герасим, оценивая траекторию.
Камеры в глазах Муму вернулись на место, она ударилась о землю, ожила, радостно завиляла хвостом, издавая при этом ужасные звуки плохо смазанного железа, и затрусила к хозяину, собираясь, как обычно, потереться о ноги Герасима, но тот ушёл в каморку и захлопнул дверь перед самым её носом.
А ночью был ливень. Гром грохотал, словно огромный великан топал по нашей крыше. Молнии сверкали ежеминутно, озаряя окрестности яркими вспышками. Всё было неестественно чётким, пугающим, плоским. Потоки воды шли сплошной стеной.
— Да… — прошептал управляющий моего покойного дяди, — такого дождя давно уже не было. Очень давно.
Стихия успокоилась около четырёх. с первыми лучами солнца Герасим вышел наружу. Было мокро. Вокруг стояли сплошные лужи, в которых отражалось голубое небо.
Муму намертво прилипла к своей будке. Герасим походил вокруг, подвигал кепку, луч солнца отразился от его блестящего затылка и попал в мою комнату. я думал, что Герасим пойдёт, как обычно, за ножовкой, но он не торопился. Дворник присел возле Муму, потрогал пальцем, затем встал и быстрым шагом направился не к себе, а за курятник. Через минуту вернулся с тачкой, на которую без труда погрузил стиральную машину с намертво приржавевшей собакой. Голова Муму с интересом следила за действиями Герасима.
Дворник, ни слова не говоря, толкал тачку впереди себя. За воротами усадьбы остановился, достал из кармана передника сигарету, немного подержал в руках, неожиданно спрятал и продолжил толкать тачку в сторону моря. я связался с береговой охраной и предупредил, чтобы ничего не предпринимали, а только транслировали картинку со своего дрона мне на экран.
Через полчаса на планшете появилось изображение катера и Герасима, стоящего за штурвалом. Позади него лежала стиральная машина с Муму, беспомощно болтавшей конечностями. Герасим выехал далеко за буйки и остановился. Он поднял машину на вытянутые руки и выкинул за борт. Снял кепку, вытер от морских брызг блестящее металлическое лицо и развернул катер. Через час он уже мёл двор усадьбы и бурчал под нос привычное «Не кочегары мы не плотники, да…».
Я уже собрался вызвать его для серьёзного разговора, но меня отвлёк экстренный сигнал охранной системы.
— Код красный, — сказал охранник скрипучим голосом и повторил,— код красный. Это не учения.
Код красный — высшая степень опасности. Охрана передавала изображения с камер наблюдения. Медленно, очень медленно, из-за холма, со стороны моря, приближалась огромная куча хлама с налипшими ракушками и кораллами. я разглядел ржавый якорь, лопасти от винта небольшого катера, несколько баллонов от акваланга, ведра, тарелки, пулемёт «максим» с лентой патронов. Сверху надо всем возвышались шипы похожей на еж-рыбу морской магнитной мины. в самом низу был виден знакомый кусок ржавой стиральной машины. Рухлядь оставляла за собой на земле глубокую борозду. Музыки не было слышно. Но я был уверен, что по мере приближения к усадьбе Мишель Петруччиани будет звучать всё более отчётливо…