Та отвернулась, пряча от Оли глаза. В коридоре раздались детские голоса, это просыпались остальные члены семьи.
– Оля, она умерла, ее больше нет с нами, – тихо проговорила тетя Маша и вдруг заплакала.
Оля ошеломленно посмотрела на нее. Тетя Маша ошибалась, мама не могла умереть, это происходит только со старыми и некрасивыми, но не с ее мамочкой. Такого быть не может.
– Поплачь, детка, – тетя Маша попыталась привлечь ее к себе.
Но Оля вырвалась и отошла в сторону. Она не верила ей. Это все неправда.
– Где мама? – не по-детски серьезно спросила она.
Тетя Маша вытерла глаза и посмотрела на внезапно повзрослевшую девочку.
Оля не плакала. Она не плакала и в тот день, когда хоронили маму. Шел мелкий дождь, и совсем немного соседей вышли из дому, и никто, кроме тети Маши и ее детей, не решился поехать на кладбище.
Оля видела, что тетя Лариса, хотевшая купить мамино пальто, косо смотрела на гроб, где лежала такая незнакомая мама, утопая в красных и розовых гвоздиках. Несколько старушек о чем-то шептались, одна из них с притворной улыбкой погладила Олю по голове и, повернувшись к своей собеседнице, прошептала:
– А ведь была такой вроде приличной, ан нет, оказалась из этих, из проституток.
– Моя мама не проститутка! – закричала Оля. Это слово было противное, как жаба.
Старушки только переглянулись, поджав губы, и отошли к подъезду. Теперь Оля услышала и слово «незаконнорожденная».
Дядя Саша на похороны не пришел, у него было какое-то важное совещание на заводе, но Оля не жалела об этом.
Гроб на веревках быстро опустили в могилу, забросали землей. Скоро около ограды возвышался только свежий утрамбованный холмик, на котором сиротливо лежал страшный венок из железных и пластмассовых цветов. От тети Маши.
А потом Оля переехала к тете Маше, которая относилась к ней как к дочери. Дядя Саша сначала избегал Олю. А вечерами, когда девочка играла с их детьми, взрослые о чем-то спорили на кухне, причем дядя Саша всегда выходил после этого красный и злой, и, если Оля случайно попадалась ему на пути, он грубо отпихивал ее, делая какое-нибудь замечание, или говорил:
– Ну, что встала на проходе, иди прочь!
Он даже не называл ее по имени.
Однако через несколько дней все вроде бы успокоилось. Дядя Саша побывал в их квартире, принес оттуда телевизор, какие-то вещи, а также мамины драгоценности – сережки, цепочку с сердцем, несколько колец. После этого и состоялся их разговор с Олей. Тети Маши дома не было, она ушла на рынок за продуктами.
Дядя Саша вызвал девочку на кухню. В квартире оставалась только самая младшая, Тоня, ей не исполнилось и полутора лет, остальные были или в детском саду, или в школе. Никто не мог слышать, о чем они говорят.
– Итак, ты станешь членом нашей семьи. Мария настояла. Но учти, я это не одобряю, мне ты не нужна. Это причуда моей жены, из-за любви к своей лучшей подруге. А по мне, шла бы ты лучше в детский дом.
Оля не понимала, почему дядя Саша так невзлюбил ее. Когда мама… когда мама была жива, он был не против, чтобы Оля проводила с его детьми многие часы.
– Но учти, ты не посмеешь вести себя так, как твоя мать. Ты ведь знаешь, что она была проституткой. Запомни, проституткой. Никакой не медсестрой, а шлюхой. Ты этого слова не знаешь, но когда вырастешь, то поймешь. Это позор!
– Неправда, – попыталась возразить Оля, – мама хорошая, она…
– Не перебивай. Или тебя никогда не учили, что это неприлично? – Дядя Саша возвышался над ней. – Твоя мать была хорошей, запомни, ее больше нет. И хорошей была она для своих клиентов, с которыми спала. За деньги или, может, ради удовольствия. И кто-то из них, из хачиков, просто изнасиловал ее, и от этого она сдохла. Туда ей и дорога…
Оля не поняла, о чем говорит дядя Саша, но, судя по его ехидной улыбке, это было что-то плохое.
– Но у нас ты будешь себя вести, как все советские дети. Я дам тебе шанс исправиться и забыть о том, что у тебя когда-то была мать-проститутка. Если ты хоть раз произнесешь ее имя или посмеешь ходить на могилу, то, во-первых, я накажу тебя, а во-вторых, ты отправишься в детдом, где много пауков, сырых подвалов, злых учительниц. Там тебя будут бить, кормить из помойки и ночью сажать на цепь.
Оля была готова заплакать, но дядя Саша схватил ее за руку. Он задышал ей в лицо горячим и противным воздухом.
– Но если будешь вести себя хорошо и делать то, что я тебе прикажу, то останешься у нас. Учти, ты никогда не расскажешь тете Маше об этом, иначе будет плохо не тебе, а ей. Ты поняла, ей. Ты же не хочешь, чтобы твоей новой маме было больно?
Он сжал ее локоть. Оля не шелохнулась.
– Ну, отвечай быстро, поняла?