Я с трудом перекатился на живот и выплюнул изо рта песок. Потихоньку сел.
Путешествие закончилось. Каким-то образом я оказался в пустыне. Я поднес ладонь ко лбу, закрываясь от солнца. Рука наткнулась на какую-то выпуклость. Это были солнцезащитные очки. В них мне стало немного лучше. Я увидел свои ноги в высоких армейских ботинках. Они продолжились комбинезоном. Окончилось все летной кожаной курткой. На голове был шлем. Вспомнилась история с вынужденной посадкой в пустыне героя Сент-Экзюпери.
- Где-то должен быть самолет, - сказал я вслух, пробуя голос, - и скоро появится Маленький Принц.
- Маленький Принц не появицааа никогдаааааа!!!
Я был буквально раздавлен, я даже не воспринял это как фразу, как голос. Эхо еще долго болталось в голове, все гудело, перед глазами прыгали пятна.
- А насчет самолета все правильно.
На этот раз голос был намного тише, казалось, он приходит со всех сторон.
Я посмотрел вверх. Заслоняя пол неба, на меня смотрел Петр. Его безжизненные глаза светились тусклым светом как две луны, в них все время что-то двигалось, зрачков не было. Контуры Петра быстро менялись, как тени на стене, вызывая в памяти какие-то знакомые образы. Мне стало жутко, я воткнулся глазами в песок под ногами и решил сидеть так, не отрывая взгляда, что бы там ни случилось.
- Совершенно верно, Костя, вы в пустыне. Только я немного ограничил ее размеры.
Вы полюбуйтесь ландшафтом, не бойтесь.
Я рискнул оторвать глаза от своих ботинок, присмотрелся и увидел вдали темную полосу, протянувшуюся вдоль горизонта. За спиной, да и вокруг, было то же самое.
Это были стены. Я опять стал смотреть в песок. Неподалеку, кстати, действительно стоял самолет.
- Если вас интересует что это за место такое, то это та самая песочница в Миусском сквере, где мы познакомились. Это она такая и есть на самом деле. И вы тоже такой на самом деле, и я. На днях какой-то кретин решил перенести ее в другое место, пришлось отвлечься. Но, тем не менее, я заполучил вас немного быстрее, чем думал полковник. Теперь вы у меня в коллекции. А на шалости полковника я и раньше не обращал внимания, и теперь ничего ему не сделаю. Он полезный человек. Пусть развлекает себя своими играми, старенький ведь уже, что ему остается? А вас я казню. Кстати, ваши сообщники уже стали трупиками. Я вам расскажу, как это будет выглядеть. Вот вы сейчас сидите у полковника в гостях на Готвальда и пьете с ним чай. Он, между прочим, хорошо к вам относится. Бросился встречать вас в аэропорт, хотя уже знал, что вы провалили его ослиную затею с музеем. Еще чуть-чуть и вас бы арестовала полиция. Невероятная глупость! Огонь потушили через несколько минут. Итак, вы пьете чай. И в то же время летите на самолете с ограниченным запасом топлива. Тут каждый видит что-то свое. Я вижу всю картину целиком. Вы видите, например, гору или облака. Через какое-то время топливо кончается, и вы разбиваетесь. Люди видят кучу железа и ваш обгоревший труп. Газеты пишут об очередной катастрофе, и скоро все об этом забывают. А что наш полковник? Вы подносите чашку ко рту, и вдруг вас раз - и скрючило, вы стонете от боли. Полковник бежит за сердечными каплями, возвращается, но уже поздно, гость перестал дышать. Экая мерзость! И как он реагирует? Да никак. Он тертый калач, все понял и возвращается к своим играм. Ему немного вас жаль. Вот и вся история. Вас нет, не было и никогда не будет. Тысячи людей умирают каждый день, и кому какое дело, что одним из них будете вы.
Он замолчал. Видимо, дал мне время, чтобы я все это осмыслил. Бесполезно, мысли вяло ползали взад-вперед и не собирались мне подчиняться.
- Я вами очень недоволен, Костя. У меня были на вас планы, и планы неплохие.
Нужно было сразу сказать полковнику "нет". Он бы вам ничего не сделал. Отпустил бы и все дела. Он вообще любит чего-то себе напридумывать и кого-нибудь в это дело вляпать. Хотя ему кажется, что это все очень серьезно, на века. Вас он подключил, сообщников вам нашел, теперь вот дурачит этих двух дебилов, майора с рядовым. Но недолго ему осталось, я их собираюсь казнить завтра. Вот он удивится!.. Черт, - взвизгнул он, - как меня достала эта дура! Вы прикройте уши.
Он вдруг заорал. Если б я не закрыл уши руками, я бы точно оглох.
- Да приду я щас, приду, чего пристала! Я занят! Не остынет!!
Потом он сказал мне:
- У вас есть последнее желание?
- Да. Я очень хочу пить.
- Минералка есть в холодильнике в самолете. У меня дел по горло, так что поторопитесь.
Не помню, как я добрался до самолета. В глазах все прыгало, голова кружилась как раскрученный глобус. Несколько раз я, кажется, падал. Когда я забрался в кабину, я залпом выпил несколько бутылок холодной воды, уже не заботясь о своем слабом горле.
- Это очень простая модель, так что с приборами разберетесь быстро, давал последние инструкции Петр. - У вас есть право выбрать место падения. Рекомендую приземлиться там, где людно. Людям это понравится, кровь, осколки, вы станете героем новостей... Я вас запущу сам.
Огромная тень пересекла пустыню, винт дернулся, и после нескольких громких всхлипов двигатель завелся. Снова стало светло, и меня вдавило в кресло; самолет несся по песку, поднимая столбы пыли до неба, затем машина вздрогнула и оторвалась от земли. Когда перегрузки отпустили, я опять стал пить. Утолив, наконец, жажду я припомнил, что Петр сказал еще что-то насчет невидимости самолета для радаров. "Это для того, чтобы вас случайно не сбили. А то это было бы нечестно. Казнь есть казнь, и если она назначена, она должна состояться, и состояться самостоятельно, без вмешательств извне".
Самолет набирал высоту; песочницу уже не было видно, а Миусский сквер потихоньку становился маленьким зеленым квадратом в огромном пестром ковре, расстилавшимся подо мною.
Приборная доска оказалась простой и немногословной, почти как в автомобиле.
Какое-то время я отслеживал показания приборов, и скоро вычислил, что бензина должно хватить на несколько часов. На меня снизошло какое-то нечеловеческое спокойствие. Самолет летел чуть ниже уровня облаков, видимость была хорошая и чтобы не заскучать, я рассматривал пейзаж. При этом я представлял, будто еду в экскурсионном автобусе. В детстве я мечтал о таком путешествии. Мой гид, женщина, не лишенная приятных манер, рассказывает о достопримечательностях, иногда мило забывая, что это не самолет, а автобус. Впрочем, ей это идет.
"Сейчас мы будем пролетать над пирамидами. То есть я хотела сказать проезжать, но вы ведь и сами все понимаете, ведь так? Приготовьтесь... так...
сфотографировали? Прекрасно. Что, Сфинкса не успели? Не беда, сделаем еще один круг. Не хотите? Ну давайте посетим... так... а сами что бы вы хотели?
Австралию? Боюсь, бензина нам не хватит. Хотя это не принципиально, можно подзаправиться. Как? Нельзя? Почему?? Ах, простите меня, я совсем забыла, извините... До Лондона? Давайте посмотрим. До Лондона вполне. Что-нибудь рассказать? Итак, столица Соединенного Королевства интересна, прежде всего, своими..."
Стоп! Ну конечно. Круг замкнулся. Я знаю, чем мне интересен ваш Лондон. У меня есть там одно незавершенное дело. Расклад правда один против ста, но я все равно попробую.
Я стал резко набирать высоту. Вот оно, торжество Икара. Он не хотел просто подняться к солнцу, он пытался что-то этим изменить. Сознание людей или какие-то обстоятельства, не важно. Он взлетел, чтобы упасть. И когда обломки моего самолета разлетятся на несколько кварталов, перемешавшись с обломками музея восковых фигур, что-то изменится. Не может быть, чтобы ничего не изменилось.
Если все получится, я обнаружусь в старой московской квартире на улице Готвальда. Я буду пить чай. Но не будем загадывать.
Впереди у меня были девять тысяч метров свободного падения.