В то время я еще не понимал, что судьба, как и пресловутые клюшки моего детства, подобна маятнику. Чем дальше мы пытаемся отшвырнуть ее, тем сильнее будет ответный удар. Мало-помалу, благодаря целой цепочке судьбоносных взмахов, я вынужден был признать безусловную правоту отца: гольф – это жизнь, а жизнь – это гольф, тогда как сами мы – игроки на поле. И каждый хочет только одного: как можно лучше закончить свой раунд.
Мое имя Огаста Уитт. Отец назвал меня в честь Национального гольф-клуба Огасты, где ежегодно проходит легендарный турнир «Мастерс». Но я избавился от этой «гольфоподобности», когда понял, насколько она мне не подходит. И только Лондон еще пытается называть меня этим именем. Для всех остальных я просто Огаст.
Глава 1
Если вы взываете к Богу прямо во время удара, умоляя улучшить ваши показатели, то используете тем самым «внешнее воздействие», обрекая себя, по правилам гольфа, на соответствующее наказание.
Кое-кто открыто морщится, услышав о том, что мы с женой обручились уже на третьем свидании, а месяцем позже и вовсе связали себя брачными узами. Многие недоуменно вскидывают брови, и на лице у них отчетливо читается: «Ну и идиоты! Разве можно узнать за столь короткое время человека, с которым собираешься провести всю жизнь?» Так мыслят в основном те, кто не способен распознать настоящую любовь, даже если она обрушится им прямо на голову. Мы с женой влюбились друг в друга едва ли не с первого взгляда, и даже время не смогло охладить наших чувств. И все же был в пору наших непродолжительных ухаживаний (если можно так назвать парочку совместных обедов да посещение боулинга) один крохотный вопросик, который – всплыви он вдруг во время разговора – вполне мог бы повлиять на готовность невесты выйти за меня замуж. Дети.
Прежде чем вы начнете строить догадки насчет моего характера, позвольте заверить, что у меня никогда не было проблем с чьими-либо детьми. Меня пугала сама мысль о том, что придется передать по наследству все свои недостатки. Что уж говорить об ответственности за воспитание и благополучие другого человеческого существа, которая безоговорочно ложится на твои плечи! Сам я вырос под опекой отца, которого уж точно нельзя было назвать заботливым. Так о каких родительских инстинктах могла идти речь? Я точно знал, что никогда не смогу стать хорошим отцом для своего ребенка.
Но после того, как нас объявили мужем и женой, вопрос о детях, подобно дождевому червю, сумел вырваться-таки на поверхность. Где-то между свадебным приемом в Берлингтоне, штат Вермонт, и медовым месяцем на склонах лыжного курорта жена, раскрасневшись от смущения и поцеловав меня в щеку, спросила:
– Как думаешь, нам лучше начать сразу или подождать немножко?
Мне казалось, я хорошо понимаю, о чем она говорит, но все же я решил не рисковать и передать решение в ее руки.
– Не хотелось бы торопить тебя, Шатци. Когда будешь готова, тогда и начнем.
Сразу хочу отметить, что жену мою зовут вовсе не Шатци. Ее имя Эрин. Но уже на втором нашем свидании, разнежившись после первого поцелуя, я вспомнил остатки школьного немецкого, и назвал ее Mein Schatz – то есть «мое сокровище». Со временем из этого слова получилось воркующе-голубиное Шатци.
Жена просияла, и я сразу понял, что ответил весьма разумно.
– Я так люблю тебя, – нежно заметила она, – и ужасно рада, что стала твоей женой. – Наклонившись, Эрин снова поцеловала меня. – Думаю, нам стоит зачать ребенка в ближайшее время, не откладывая это на потом.
Глядя на ее радостное лицо, я сразу понял, что ответил очень неразумно.
– Ребенка! – Я невольно ударил по тормозам, и машину швырнуло на заледеневший склон. Не потрудившись даже осмотреть автомобиль, я принялся убеждать жену в том, что чистенькие и аккуратные домашние животные – прекрасная альтернатива хнычущему потомству. Через двадцать минут, когда рядом притормозила чья-то машина, я продолжал объяснять Эрин, почему мне не хочется иметь детей. – Из меня получится чудовищный отец, – настаивал я. – Нет ничего хуже, чем стать вторым Лондоном Уиттом – папашей, который пытается навязать свои неосуществленные мечты собственному сыну. Нет, я и думать не хочу о детях. Ни сейчас, ни потом.
К тому моменту, когда нашу машину отбуксировали на стоянку отеля, Эрин просто содрогалась от рыданий. Остаток ночи мы продолжали спор, погружаясь время от времени в неловкое молчание. В такие моменты оставалось лишь размышлять, продлится ли наш брак хотя бы до рассвета.