Наконец, на углу здания, на площадке, он узнал, из чего сделаны ночные кошмары. Ракшасы врубились в то, что осталось от небольшого отряда сельчан. Без всякой жалости они резали своих жертв, и крики беспомощных людей заполнили площадь. Вопли отражались от стены, как предсмертный крик наги. Гопал закрыл уши руками, но не смог заглушить пронзительные крики жертв или завывание атакующих. Он бесполезно наблюдал.
Один из сельчан попытался голыми руками остановить меч. Нападающий отрубил их в припадке ярости и смеха. Беззащитный человек склонился над своими окровавленными обрубками, боль и ужас исходили из его глаз. Великан отрубил ему голову и схватил трофей за волосы, пока тело билось в конвульсиях. Вспышка голубого света вырвалась и поднялась, чтобы присоединиться к усиливающемуся мерцанию, разлитому в воздухе, — душам погибших.
Гопал, давясь, закрыл себе рот рукой. Головы павших высоко поднимались на кончиках оружия их мучителей. Зубы Гопала неосознанно закусили средний палец, окрасившийся кровью.
Несколько оставшихся в живых селян сражались своими шестами, молотками и мотыгами. Это были мужчины, которых он хорошо знал: Башкара — пастух, Нилини Канта — гончар, Адвайта — портной, люди, которых он знал всю жизнь, люди, которые приходили к ним в дом, ели за их столом. Сегодня они были добычей мясников. Один за другим, сельчане падали обезглавленные, и из каждого исходил все тот же голубой свет, когда жизненная сила покидала их.
Еще один сельчанин сражался лежа на земле. Это был Сахадева, отец Нимаи. Вооруженный копьем, Сахадева колол им всадника, который стоял над ним смеясь. Неспособный стоять, калека тщетно пытался защитить себя, когда лошадь встала на дыбы и опустила передние ноги ему на грудь. Тело Сахадевы подергивалось под копытами зверя. Наконец конник выхватил копье из рук Сахадевы и повернул его острием к сельчанину.
Солдат спешился и отрубил зашедшуюся в пронзительном крике голову Сахадевы. Захохотав подобно зверю, воин насадил голову на копье. Выставляя свой трофей на обозрение, ракшаса взвыл и захрапел. К нему присоединились его конь и его неистовые собратья. Отчаянные крики последних сельчан утонули в возгласах победы.
Затем, к своему ужасу, Гопал узнал побелевшую, обескровленную голову его собственного отца, надетую на кончик меча. Его крики ярости и горя были проглочены воем завоевателей и треском огня. Любимый Гопалом рынок был в огне, его отец мертв, его деревня в руинах. Последние звуки Голоки затихали… и наконец исчезли.
Гопал почувствовал вкус крови на своих губах. Вынув руку изо рта, он обернулся. Он больше не мог смотреть на это побоище и разрушение того, что занимало особенное место в его сердце… в его жизни. Его лицо покраснело, а глаза были полны слез. Он вытер капли со щек и кровь с пальца. Он все еще жив. Почему? Почему его не было с отцом? Он должен взять кинжал и идти на площадь. Он может убить, по крайней мере одного из них, прежде чем убьют его. Он должен умереть вместе с отцом, решил Гопал, но потом вспомнил сестру и Нимаи, прячущихся под повозкой. Он не мог покинуть их, во всяком случае, не сейчас и не так. Звуки резни прекратились; солдаты заканчивали свое дело на площади. Боясь за сестру и друга, он быстро вернулся к ним.
— Что происходит? — спросил Нимаи, глядя на подбегающего Гопала.
При виде бледного лица Гопала Китти охватил ужас.
— Можем мы что-нибудь сделать? — спросила она, уже зная ответ.
— Слишком поздно. — Он опустил глаза на коготь, а подняв их, встретил пристальный взгляд сестры. — Настало время позаботиться о себе.
— Мой отец! Что с моим отцом? — закричал Нимаи. — Мы должны найти его. Он будет волноваться.
— Он был там, на рынке, вместе с симхой. Я видел его. Он умер как герой. Они все умерли как герои.
— Его голова, — взмолился Нимаи.
— Она отрублена… так же, как и у моего отца… и у всех остальных.
Нимаи не пытался сдержать слез.
— Что нам теперь делать?
Гопал посмотрел назад по направлению к рынку.
— Эти демоны скоро закончат свои черные дела. Возможно, в деревне еще есть солдаты. Нам нужно спрятаться, пока здесь не станет безопасно.
Китти попыталась определить их местонахождение среди развалин.
— Вон там! Это не лавка Куверы?