— У бабушки Фроси спрошу. Мы у нее завтра собираемся. Редколлегия.
Вернулся Романушкин.
— В девятом «А» надо менять парты. Когда будем?
— Во всех классах уже поменяли?
— Во всех.
Вера Николаевна медлила с 9-м «А». И каптерку надо переоборудовать, отдать Василию Тихоновичу под дополнительный кабинет физики.
Однажды Лена застала в классе Веру Николаевну. Лена пришла со стопкой дневников и классным журналом.
— Вы проверяете чистоту?
— Нет, Леночка.
— Свет зажечь?
— Зажги.
Лена положила на стол дневники и журнал. Зажгла свет.
Доска была густо исписана иксами, зетами в кубе, в четвертой степени.
— Саша Троицкий. Решает великую теорему Ферма.
— В наше время тоже решали теорему Ферма. И на этой самой доске.
— Как?
— Я училась в этом классе.
— Как? В нашем классе? Вы? Правда, Вера Николаевна?
— В девятом «А». Перед войной.
— Свет погасить? — вдруг спросила Лена.
— Я на минутку. Ты садись, занимайся делами. И у меня дела. Я пойду.
— Вера Николаевна, в классе все так же было, как сейчас?
— Да.
— Каптерка? Чучела стояли? Аквариум?
— Все так же было.
— А Григорий Петрович, он с вами учился? Витя его нашел со своим отрядом. Как героя войны. Совсем недавно. — Лена смутилась. — Мы к нему ходим — и не знали. Он тоже учился в нашей школе?
— Учился.
— А мама Юрина?
— И она, — кивнула Вера Николаевна как-то поспешно.
И Лена вдруг поняла, что не надо было задавать этот вопрос и вообще расспрашивать обо всем этом. Вера Николаевна сама могла бы рассказать Тыбику о Григории Петровиче и о других. Но ничего не рассказала. Может быть, поэтому и с Леной говорит о Юре так, как никто другой в школе?.. Есть причина? Лена это давно почувствовала и не ошиблась, значит.
И ей вдруг показалось невежливым оставаться дольше в классе.
— Я пойду. — И еще раз спросила: — Свет погасить?
— Как тебе хочется.
Лена свет погасила и тихонько вышла из старого 9-го «А», в котором осталась сейчас Вера Николаевна.
Только что закончилось классное собрание. Кричали, спорили. Лена боялась собрания, потому что будет разговор о Юре — правда, не об успеваемости, а о дисциплине. Поругался с Лосем. Наговорил ему такое, что Лось написал в дневник школы и еще куда-то. Требует решительных мер.
Двоек у Юры нет. То наполучал двоек, то все исправил. Ольга Борисовна поставила ему недавно пять за ту же самую теорему об условном неравенстве и сказала: «Лекомцев, надеюсь, с вашим двоенным юмором покончено».
Юра кивнул и ответил, что повторяться в шутках — это уже неинтересно, он понимает. Поэтому придумает что-нибудь новенькое, хотя бы с теми же пятерками. Этакий пятерочный юмор.
Ольга Борисовна засмеялась и сказала в допетровском варианте, на «ты»: «Лекомцев, ты прекрасен в своей дерзости!»
И с Татьяной Акимовной у Юры состоялся разговор. Татьяна Акимовна — человек другого плана. Редко шутит. «Прошу доказать, что в состав соляной кислоты входят ионы водорода, ионы хлора. Прошу отметить физические свойства галогенов». И все это без улыбки. И только однажды слегка улыбнулась, когда прочитала в сатирическом листке: «Вы не видели Натрий? Ушел с Хлором к Сере…» Юра сумел ответить Татьяне Акимовне на все «прошу». Татьяна Акимовна, удовлетворенная, кивнула и сказала: «Прошу учиться нормально».
За столом президиума сидели Варя с Леной и секретарь комитета комсомола Нина Гриценко. Она пришла на собрание.
— Лекомцев, что у тебя произошло с Вадимом Нестеровичем? — спросила Варя.
— Частная беседа.
— То в коридоре, то в буфете… А теперь еще в раздевалке.
— А у вас с ним ничего не происходит?
— Что ты имеешь в виду?
— А все!
Ребята зашумели: Лось не вызывал симпатии.
— Но ты ведешь себя недостойно. Так не спорят и не доискиваются истины.
— Шалевич сам водрузил чай на голову, — вмешался Витя. — И потом, все это ерунда. Не серьезно.
— А в раздевалке? — настаивала Варя. — Тоже ерунда по-твоему, Беляев?
— Я не знаю, что было в раздевалке.
— Девочки, — вдруг сказала Майка, — чтобы иметь правильную осанку, надо положить на голову книгу и ходить.
В классе засмеялись. Даже президиум засмеялся.
— Майка! — спохватилась Варя. — Прекрати!
— Я прекратила. — И Майка сделала невинные глаза. — Я в порядке ведения собрания.
— Скурихина! Прекрати наконец!
— Молчу, Варечка.
— Хотите доискаться истины, пригласите Вадима Нестеровича, — сказала Нина Гриценко.