— Что ты знаешь о моих муках? — Хмыкнула и пошла за ним, стараясь обходить лужи крови, оставшиеся от того, как пытали моего отца. Захотелось поднять валявшийся на полу клинок и ударить им Свена в шею, так же как отца. Что бы он умер не менее мучительно и не менее болезненно. Но вздохнув, отказалась от этой идеи, входя в следующую, последнюю комнату.
Меня опалил жар. Глаза на мгновение заслезились от чрезмерно высокой температуры, а уши заложило от рёва кузнечного горна. Пахло потом, а ещё здесь было полно металлической пыли. От неё у меня засвербело в носу, и я чихнула, не сдержавшись.
— Ты привёл её? — Высокий, женский голос заставил меня удивиться, во второй раз за этот день. Из-за деревянной, с металлическими украшениями очень тонкой ковки, ширмы вышла высокая, широкоплечая женщина, лет сорока. Её длинные, посеребренные волосы были собранны в высокий хвост и покрыты чёрной косынкой. Простоватое, круглое лицо, с полными губами и усталыми серыми глазами, казавшимися в свете огня стальными. Мощные руки, с выступающим рельефом мышц, уверенно сжимали кувалду. — Что с ней делать-то?
— Клеймо, на руку, — Свен натянул капюшон и отошёл в сторону, оставив меня рядом с женщиной-кузнецом. — Она приговорена к казни.
— Ну ещё бы, — хмыкнула женщина и внимательно меня осмотрела с ног до головы. Я спокойно выдержала его взгляд. — Хлипенькая она. Выдержит ли?
— А ты поставь, — спокойно ответила, подходя ближе и положив правую руку на наковальню. — Мне уже нечего терять. Боль, всего лишь отголосок оставшегося у меня отрезка жизни.
— Ишь какая, — протянула женщина и, поставив кувалду на пол, подошла к ярко пылающему горну. Помешала в нём что-то кочергой, затем приблизилась к сложенным в деревянной кадке с водой металлическим прутам и вытащила один из них, к концу которого был прикован круг, с рисунком клейма. Осмотрев его внимательным взглядом, она вернулась к горну и положила прут в огонь, ногой качая меха, раздувая пламя ещё больше. Задумчиво посмотрела на то, как плясали оранжево-красные языки, и вновь повернулась ко мне. Её взгляд были наполнены усталостью и безысходностью. — Не боишься? — Кивнула головой на мою руку, всё ещё лежавшую тыльной стороной ладони вверх на наковальне.
— А стоит? — Я улыбнулась, искренне и тепло. Женщина удивлённо на меня посмотрела. — В моей жизни было много чего. Боюсь ли я новой боли? А смысл бояться того, что неизбежно? Делай своё дело. Не люблю заставлять себя ждать, особенно по случаю собственной казни.
— Жаль, что мы раньше не познакомились, — хмыкнула она и вытащила прут из горна. — Кричи, девочка. Такую боль ты вряд ли испытывала.
Моей руки коснулось раскалённое железо. И я закричала. Громко, безудержно, дико. Мне было плевать на то, что подумают Подготовители. Когда испытываешь такие ощущения, мир перестаёт существовать и нет ничего, кроме боли, кроме горящей плоти. Твоей собственной плоти.
Постепенно рука потеряла чувствительность, у меня появилось подозрение, что сгорела не только кожа, под горячим железом, но и нервные окончания.
Женщина хмыкнула и убрала прут, схватив меня за руку и опустив пострадавшую конечность в ведро с ледяной водой. На глаза навернулись слёзы, а из горла, вместе с криками боли, начало вырываться разъярённое рычание.
Вода охладило кожу, но даже после этого к руке не вернулась чувствительность. Я очень надеюсь, что постепенно она восстановиться. Как-то не хочется оставаться с одной рукой.
Кузнец помогла мне подняться, так как пока она держала мою руку в ледяной воде, я упала на колени, лишь каким-то краем сознания отметив данный факт. Отряхнула подол платья, что-то ворча на каком-то незнакомом мне языке. Потом вздохнула и скрылась за деревянной ширмой. А я…
Я стояла и даже не пыталась смотреть на свою руку. Просто не была готова к тому, что бы увидеть, во что она превратилась.
Женщина вернулась и аккуратно, почти нежно, взяла мою дрожащую руку, опустив её в глиняный горшок, наполненный, судя по запаху, целебным маслом.
— Дура девка, — со вздохом произнесла она, раскатывая на наковальне достаточно чистые бинты. Вытащила мою руку из горшочка и положила на ткань, аккуратно и очень осторожно распрямив скрюченные пальцы. Рисунок чёрно-красным узором виднелся на обожженной коже, покрывшейся волдырями и изрядно опухшей. Я морщилась, надрывно мявкала, но руку не выдёргивала. Почему-то, этой женщине я доверяла. — За что в тюрьму попала? Жизнь разонравилась?
— Так было нужно, — тихим, слабым голосом ответила, смотря, как споро и ловко бинтуют пострадавшую часть тела. — Иногда нам приходиться делать то, чего совсем не хочется. Но обойтись без этого нелья.
— Ох, глупая ты, — вздохнув ещё раз, кузнец аккуратно закрепила повязку и с сочувствием на меня посмотрела. — И погибаешь глупо.
— Знаю, — с трудом растянула губы в улыбке. — Спасибо вам…
— Гасара, — представилась она. Покачала головой и погладила меня по волосам. — Жаль, что не увидимся больше.
— Ещё посмотрим, — склонила голову, в благодарственном поклоне и отправилась к выходу, прижимая руку к груди.
Свен и девушки стояли у открытых дверей. Все троя довольно улыбались, по вей видимости насладившись моими криками боли. Но я проигнорировала их гримасы и вышла, на какое-то мгновение прищурившись от яркого солнечного света.
В лицо ударил прохладный, нежный ветерок, моментально остудивший слишком разгорячённую кузницей кожу. Прикрыла глаза и глубоко вздохнула, наслаждаясь ощущением свободы, пусть недолгой, да ещё и таким мнимой.
— Ну что, идём? Прогуляемся в последний раз? — Горячо прошептал мне на ухо Свен, чуть приобняв за талию. Едва не дёрнулась от его прикосновений, но всё же смогла сдержать этот порыв. — Там тебя ждут. Открой глаза, солнышко и посмотри.
Открыла глаза и огляделась. Я была в тюремном открытом дворе. Впереди были видны открытые ворота, а по бокам дорожки, что вела от дверей кузницы к месту проведения казни, которое было приготовлено на центральной площади, стояли стражники, облачённые в малый комплект доспехов. Слышалось гудение толпы, предвкушающей красивое зрелище. Получается, что меня будут казнить в одиночестве? Сейчас расплачусь, расчувствовавшись от оказанной чести.
— Тебя поддержать? — Самодовольная ухмылка Свена выводила из себя. Захотелось пройтись по его лицу когтями, но ведущей у меня была правая рука. А именно она сейчас безвольной культяпкой висит вдоль тела. Левая оказалась прижата к боку телом Подготовителя. — Что, неужели тебя это всё сломило?
Я понимала, что он меня просто дразнит, что ему доставляет удовольствие насмехаться над моими слабостями. Все Подготовители страдали этим: мнили себя всесильными. Это объяснялось тем, что они занимались приговорёнными к смертной казни. Трудно удержаться от соблазна утонуть в собственном величии, когда ты отмеряешь оставшееся время жизни даже самым сильным магам и воинам, ты читаешь секунды, скрупулёзно занося все данные в объёмную тетрадь, ты собираешь их последнюю волю и исполняешь единственное желание… Когда в чьих-то руках находиться власть над тем, что осталось от отмеренного тебе куска жизни, это делает тебя ничтожным, даже в сравнение с теми, кто убивает тебя.
Это я понимаю, знаю и в какой-то степени завидую им. Правда, это не значит, что я оставлю его насмешки без ответа.
Холодно улыбнувшись, левой рукой обхватила Свена за шею и притянула к себе. Когти оказались в опасной близости от сонной артерии. Одно неверное движение, один короткий удар и он умрёт быстрее, чем кто-то сможет сообразить, в чём дело.
— Хочешь умереть раньше меня, милый? — Нежно прошипела ему на ухо, прикусив мочку до крови и слизав солёные капли. Было противно, но ему об этом знать совершенно не обязательно. — Молчи и не трогай меня, ясно?