Вскрик, плач, стоны девушки и проклятья в адрес судей и тюрьмы. Всё закономерно. Всё так… Предсказуемо.
Вздохнула и сгорбилась, перестав на мгновение быть сильной, понимающей, эгоистичной… Такой, какой меня видели многие. Они сотню раз смотрели на меня, но никогда не видели настоящей Шелары, только одну из тысячи масок, служащих мне.
Воспоминание — это часть нашей жизни, от которой мы всегда бежим. И некому сказать: "Стой! Оглянись! Увидь себя со стороны!"
Загубленные души. Мёртвые глаза убитых мною по чужому приказу. Мёртвые глаза тех, кого убили для меня, из-за меня, по моей воле. Никто не знал, что я помню всех, никто не видел, как от этого больно, никто не узнает, почему я ненавижу воспоминания.
Смешно.
Судья, страдающий сожалением о прошлом. Кошка, жалеющая мёртвых. Человек, не желающий помнить. И кто-то ещё, страстно оберегающий свою душу от боли.
Кто я на самом деле и есть ли настоящая я?
Неизвестно.
Одинокая слезинка скатилась по моей щеке. Я даже не стала смахивать это проявление слабости, человечности. Но медленно открыла глаза, взирая на зарево рассвета. Там, вдали, солнце всходит, что бы подарить кому-то новый, яркий и красивый день, полный счастья и любви.
Но для меня — это всего лишь ещё один день, прожитый не мной.
Поднялась на ноги и тихо скользнула вниз, на балкон. Нужно отдохнуть, хоть немного. Завтра предстоит нелёгкий день.
Жизнь третья
Он по-прежнему не видел.
Это становилось понятно, если посмотреть в застывшие глаза. Либо его ударили сильнее, чем я предполагала, либо он хорошо притворяется. Но магии на его теле не заметно, значит, можно всё же склониться к первому варианту: силу удара явно не расчиталаи. Жаль я не смогла понаблюдать за тем, как Алан убивает этих стражников.
С другой стороны, тогда я не получила бы всю ту информацию, что сейчас лежала передо мной на столе.
Молчание затягивалось.
Алексан просто сидел на стуле и даже не пытался начать говорить, а я обдумывала то, что узнала и старалась разложить всё по полочкам, что бы увидеть картину в целом. Пока получалось плохо, мне казалось, что что-то всё время ускользает от моего внимания.
— Почему ты молчишь? — Наконец не выдержал он, склонив голову на бок в ожидании ответа.
— А что я должна сказать? — Насмешливо протянула, продолжая сидеть в расслабленной позе и изредка сцеживать в кулак зевок. Подремать мне так и не удалось, хотя я прекрасно знала, что нужно было отдохнуть. Однако, не объяснять же собственному начальству что ты новью встречалась с криминальным авторитетом, затем измывалась над его любимой, а после вынесла её из тюрьмы. Не думаю, что они оценят такое служебное рвение, стоившее им двух стражников и одного пленника.
— Ты даже ничего не спросишь? — В его голосе слышалось искреннее удивление.
— А ты ответишь? — Рассмеялась, легко и непринуждённо. — Я слишком много знаю о тебе теперь, Алексан, что бы задавать ещё и какие-то вопросы.
— Мне кажется, что я тебя откуда-то знаю, — задумчиво протянул пленник.
— Знаешь, — подтвердила, снова читая бумаги, полученные от Гиттера. В который раз — не знаю, но надо же себя хоть чем-то занять. — Скажи мне, Алексан, неужели оставить своего сына в одиночестве, в этом жестоком мире, приемлемая цена работы на Отступников?
— Что ты можешь об этом знать? — Моментально ощетинился мужчина. — И что ты знаешь обо мне?!
— Достаточно, дорогой мой, — вздохнула и прикрыла глаза. Жутко болела голова, и не было никакого желания разговаривать с кем-то. Особенно — с ним.
Любовь — плохое чувство.
Ещё хуже, когда оно разрывает тебя на куски, заставляет мириться с догом и ответственностью, с обязанностями и необходимостью.
И невозможно терпеть, когда у тебя нет возможности выбрать что-то из этого.
Идти по грани, срываться в пропасть, обманчиво легко скользя по её стенам, а затем взбираться вверх… Кошки играют с жизнью, судьбою. Ставят её в тупик, ставят себя на тонкую грань выживания.
Но я не кошка. Не чистокровное грациозное создание, способное легко порхать от одного к другому. Иногда я ненавижу себя за это, за излишнюю человечность.
— Ты другая, — его утверждение отвлекло меня от собственных мыслей и заставило улыбнуться.
— Знаю, — усмехнулась, но открывать глаза не стала. Я и так знаю, что увижу.
Удивление… Непонимание… Презрение…
Все те эмоции, что отражаются на лицах, когда собеседник понимает, что я совсем не та, какой хочу казаться.