Девять жизней
День перехода был омрачен для Ассау грустными мыслями. Он иногда позволял себе грустить. И даже дал сам себе имя – Ассау. Он тяготился существованием в вечности и , изредка, столетия на два, на три, становился подвластым времени. Для него обретали живой смысл слова: день, ночь, год, и даже, минута, секунда.
Так вот, день перехода был омрачен для Ассау грустными мыслями. Его форма, всего лишь посмертная маска, сделанная в день перехода, вдруг ожила и превзошла его во всем, столкнула его, Ассау, с пьедестала, а все из-за Анны.
Она, Анна, лежала, свернувшись клубочком, на измятом ложе и уже не спала, а тихо готовилась к переходу. Ее душа стояла босыми ступнями на шелковистых волосах затылка у самого порога и ждала, когда Ассау скажет ей «Войди!», но Ассау медлил. Грех ее неизбывен. Нет живого существа, форма которого стала бы для Анны достаточным наказанием. Ассау перебрал все уже созданное, и среди змей, жаб, червей, гусениц, амеб все не мог найти места для Анны и сказать: «войди». А Анна все стояла у порога, ожидая перехода. Именно тогда Ассау и создал кошку – черную, с зелеными глазми, острыми когтями и упругими лапами. «Дарую племени твоему девять жизней,» – сказал Ассау. И, взяв Анну за руку, сказал ей ласково: «Войди!»
Когда первый крик нового человечка огласил планету, старуха-акушерка смогла, наконец, перевести дух.
Мальчик! – выдохнула она и тут же прижалась жадными, пересохшими губами к заветной фляжке. «Что ж, я это заслужила, - думала она, - Хоть какая-то награда за труды, а то ведь у бедняжки нет ни гроша, чтобы меня отблагодарить. Ииии, да Бог с ней! Слаба вот только…»
Мишей назовите.
Это была последняя воля молодой женщины, которая так никогда и не подержала своего младенца на руках. Не успела.
Вот и отошла.
Акушерка закрыла ей глаза и занялась младенцем. Маленький, красный, пищащий комочек был обмыт от крови, завернут в пеленку, положен в корзину и выставлен за дверь, на середину улицы. Авось, найдутся добрые люди. Да нет, где же ему выжить! Миша! Так и сгинет не крещенным, будто и не было. А если кто-то и подберет, то все одно, жить ему нехристем. Последнюю мысль весомо подтверждали удары полуденного гонга в честь великого, могучего и бесконечно милостивого Ассау.
Молодой гончар Фарид, спешивший по зову гонга на молебен в Шатер Порога, чуть было не упал, споткнувшись о стоящую посреди улицы корзину. Он уже хотел пройти мимо, да еще и пихнуть корзину ногой, но вспомнил о завете, которой повелевает идущему в Шатер Порога все найденное нести под лазоревые покровы и с поклоном отдавать старцам. Как же Фарид удивился, увидав младенца. «Верно сам Ассау посылает мне своего сына навстречу!» – возрадовался Фарид и упал в пыль дороги, и целовал камни, и ударял в ладони над головой. И, трепетно взяв корзину с младенцем, понес ее под лазоревые покровы к старцам – мудрецам Шатра Порога. Фарид, с величайшими предосторожностями несший свою ношу, опоздал к молитве. И встал у входа, не решаясь прервать церемонию. Даже здесь, на улице, тянуло пряными благовониями и было слышно, как падают капли в чашу водяных часов. Старцы запели гимн и к ним понемногу присоединились голоса молящихся. Это был гимн судьбы Ассау.
Было время, когда Ассау начертал круг,
А сам встал в центре.
Он был одинаково близок – на длину протянутых рук
И к жизни, и к ее отсутствию – смерти.
Круг бесконечен и безначален,
Как и прямая, как и точка,
Но круг еще и священен,
Умонепостигаем,
Для нас он многоугольник – судьба – Ачха
Мы – и я, и ты – вечно под властью Ачхи.
Благословен тот, кто приблизится к Ассау.
Выйдет из круга, кнутри иль кнаружи от Ачхи,
Но не родился еще этот, кто безгрешен и велик
Как Ассау.
Ребенок закричал пронзительнейшим образом – он требовал своего – ничего не есть с самого рождения – это не так-то легко. Только вот Фарид понял этот крик по своему. Как предначертание. «Благословен тот, кто приблизится к Ассау, выйдет из круга к нутри иль кнаружи от Ачхи.» Нужно выйти из круга!
Фарид был простым гончаром, а не философом или хранителем Шатра, поэтому «выйти из круга» для него означало выйти из города, не видеть других людей, изолировать себя. И это даже к лучшему, потому что для хранителей Шатра «выйти из круга» означало умереть без последующего превращения. Просто шагнуть в никуда, точнее совсем не просто – всех нас ждет День Перехода. Но, тем не менее, смысл остается тем же.
Фарид купил чашку козьего молока и попытался напоить малыша. Не получилось. Но Фарид был упорен. Он попытался еще раз. И напоить все-таки удалось – Фарид макал в молоко платок, ткань пропитывалась молоком, а потом совал кончик платка малышу. Тот сначала не очень-то понимал, что от него хотят, зато прекрасно знал, чего хочет сам – помог врожденный эгоизм. Скоро он намертво вцепился в платок и начал сосать, причмокивая, потом уснул.