Важность этих стремительно утекающих месяцев и лет была чем-то личным и понятным — чем-то таким, что каждый мог приравнять к своему существованию. Речь могла идти лишь о полной победе или полном поражении, и ни о чем более. Это был вызов, который волновал кровь и заставлял сердце учащенно биться, и ему сопутствовало ощущение личной и непосредственной необходимости.
Но в более долговременной срочности, растянутой на века, не было ничего непосредственного. Вопрос был почти теоретическим, несмотря даже на неумолимый рок. Именно по этой причине люди все время старались не забывать о срочности. Он просыпался среди ночи, насмерть перепуганный. Он пытался создать в своем воображении точный ужасающий образ их будущей участи, чтобы подхлестнуть себя. И таким образом боролся не за одно правое дело, а за два сразу.
Вульф заметил, что Стрэнг смотрит на него с озадаченным видом.
— Я просто задумался, Джо, — сказал он, — Над этим проектом работают уже почти двести лет, но до сих пор не добились особого прогресса. У нас есть только Странники, Доказательства Телмонта и уравнения Манна. А теперь еще два человека исчезли.
— Когда это случится, — сказал Джоэль, — то случится вот так.
Он неуклюже щелкнул пальцами.
— Почему ты так думаешь?
— Не знаю, — сказал Стрэнг.
Вульф двинулся к клеткам, где содержались Странники, и Стрэнг поспешил за ним. Очутившись перед стеклянной клеткой, Вульф задумался, получится ли у него когда-нибудь смотреть на ее обитателей без содрогания. Их безобразие еще можно было понять. Но почему они вдобавок еще столь омерзительно драчливы и жестоки? Размером они были не больше крупной крысы и выглядели так, будто с них заживо содрали кожу, причем так быстро и недавно, что они еще не успели истечь кровью.
Вульф смотрел на них как зачарованный, ожидая, что кровь вот-вот потечет, и они в ответ нахально уставились на него. Пожалуй, этот взгляд нельзя было с полным правом назвать злобным, но в их глазах светилось что-то очень близкое к злобе, к тому же сдобренной тем заносчивым высокомерием, которое могло смутить кого угодно.
— Теперь я понял, почему сказал, что все произойдет совершенно неожиданно, — пробормотал Стрэнг, — Когда я стою здесь и наблюдаю за ними, у меня порой возникает такое чувство, что я вот-вот пойму, в чем дело.
— Ты вроде говорил, что их было двенадцать, — заметил Вульф, — Сейчас их одиннадцать.
Стрэнг вздохнул.
— И такая петрушка — каждый день. За ними не уследишь.
Теперь Вульф увидел, что животных стало тринадцать. На гладком полу клетки, где всего миг назад никого не было, откуда ни возьмись появились еще два Странника.
— Джоэль, куда они деваются? Думаешь, они перемещаются во времени?
— Иногда мне кажется, что так и есть, — сказал Стрэнг, — Эх, если бы только я мог говорить с ними…
— Я знаю, что ты все проверил, но невидимость может быть довольно неуловимым свойством.
Стрэнг покачал головой.
— Мы знаем, мы абсолютно точно знаем, что невидимость здесь ни при чем. Они куда-то деваются. Перемешаются во времени или в пространстве. Если бы только я смог понять, почему они исчезают, возможно, мне удалось бы докопаться до того, куда.
— Тебе нравятся эти твари, Джоэль?
— Пожалуй. Скажем так, я привык к ним. Мне иногда кажется, что они, возможно, тоже начинают принимать меня. Но я не уверен. Если бы только можно было как-нибудь понять…
— Я знаю, — сказал Вульф, — Я знаю.
Он отвернулся от клетки и зашагал прочь. Стрэнг некоторое время шел рядом с ним.
— О Хендерсоне что-нибудь известно? — спросил он.
— Хендерсон исчез, — сказал Вульф.
— Как Такермен?
— Да, я уверен в этом.
— Гил, узнаем ли мы когда-нибудь?
— Я не могу ответить на этот вопрос, — отозвался Вульф, — Ты, разумеется, отдаешь себе отчет, в каком нелепом положении мы находимся — и как нелепо было это все с самого начала «Песочных часов». С таким же успехом кто-нибудь мог бы попросить нас придумать, как остановить солнце. А в этом проекте мы должны придумать, как перемещаться во времени. То, что нам нужны путешествия во времени, принимается как данность. Нам говорят: «Что ж, тогда давайте их разработаем». Организуют проект, называют его «Песочные часы» и говорят нам: «Через триста лет вы должны путешествовать во времени».
— У нас все получится, Гил.
Вульф протянул руку и похлопал Стрэнга по плечу.
— Спасибо тебе, — сказал он.
Вульф вышел во двор, на неожиданно яркий солнечный свет, от которого он зажмурился, способный смотреть на мир лишь сквозь прищуренные веки.
Он вдохнул сухой и жаркий аромат лета, смесь запахов сонной пыли, слишком зеленых листьев, нескошенного луга, старой облупившейся краски. Где-то вдалеке ворковал голубь, совсем рядом шелестели крыльями воробьи, и Вульф вдруг понял, что это воркование и шелест не просто подчеркивают тишину, которой были объяты эти безбрежные земли — земли, окруженные глухой оградой, охраной и гробовым молчанием официальных властей.
Значит, они организовали «Песочные часы» и держали это в секрете. Они настояли, что никто не должен знать, какова цель проекта, а когда, и если, она будет достигнута, открытие должно остаться тайной. И прежде всего никто не должен узнать о том, для чего будет использовано путешествие во времени.
И в кои-то веки они поступили по-умному. «Песочные часы» организовали на этой старой ферме, потихоньку, без обычной шумихи со строительством сверкающих новеньких зданий или внезапного паломничества целой армии правительственных чиновников. Работа над проектом началась постепенно, так что местное население если и удивлялось, то мимолетно, а поскольку ничего важного не просочилось наружу, у тех, кто работал над проектом, не возникало необходимости яростно от всего отпираться.
То, что этот проект был организован с такой изобретательностью почти два столетия назад, на взгляд Вульфа, лишь подчеркивало огромное значение, которое ему придавали с самого начала, и столь же упрямую решимость во что бы то ни стало сохранить его в строгой государственной тайне.
На дорожке, ведущей от дома, мелькнуло белое платье, и Вульф понял, что Нэнси Фостер, его секретарша, его ищет. Нэнси была хорошенькой, деловитой и добросовестной, и, куда бы он ни пошел, она всегда умудрялась разыскать его и приставить к работе.
Он был уверен, что Нэнси работает на Службу безопасности. Но это его не тревожило. Он был всего лишь разгильдяй, в меру своих сил пытающийся делать работу, которая была не по зубам ни одному человеку, и Служба безопасности могла сколько угодно проверять его при помощи тестов и диаграмм всякий раз, когда Нэнси отдавала распоряжение.
Он прошел по двору и увидел, что Нэнси остановилась у конца брусчатой дорожки и ждет его. Она держалась в тени, и лицо у нее было напряженное.
— Там Гофф, — сказала она. — Он кого-то привел.
— Спасибо, Нэнси, — поблагодарил Вульф. — Я уже иду.
— Что-то случилось, Гил?
— Да нет. А что?
— Этот человек, который пришел с Гоффом. Я почти уверена, что он из Центрального бюро.
Вульф заставил себя рассмеяться.
— Мы их не волнуем, Нэнси. Не настолько мы важны.
— Его фамилия Хьюз. Сидни Уодсворт Хьюз.
Она хмыкнула, произнося это имя.
— Прямо как стихи, — сказал Вульф.
Караульный у входа все так же стоял навытяжку, но на его любезности это никак не отразилось.
— Ну как, видели котят, сэр? — поинтересовался он.
— Нет, — ответил Вульф, — Я до них не дошел. Завтра посмотрю.
— На них стоит взглянуть, — сообщил охранник без малейшего выражения.
Гофф с Хьюзом ждали его в кабинете. Хьюз оказался крупным мужчиной — этаким лощеным типом. Такого, пожалуй, нелегко будет переспорить, сказал себе Вульф. Гофф представил их друг другу.
— Хьюз из Центрального бюро Службы безопасности.
Вульф пожал Хьюзу руку и изумился тому, как это Нэнси так хорошо разбирается в людях.