– А мне король преподнес коробочку с голубыми перчатками, что благоухали розами. Кожа такая мягкая и запах тонкий, манящий, – Луиза восхищенно закатывала глаза, что даже поперхнулась. Закашлявшись так, что брызнули слезы из глаз, будущая фаворитка привстала со скамьи и протянула руку за шампанским, что как раз разносили. Но сделать глоток не успела. Кашель скрутил ее, заставив согнуться. Лицо фрейлины стало красным, с губ пошла белая пена с кровью. Я вскочила, пытаясь чем-то помочь подруге. Все засуетились, заохали, срочно послали за врачом. Но через минуту все было кончено. Луиза лежала на земле, с синим цветом лица и смотря мертвыми глазами в небо. Раздались крики, несколько девушек попадали в обморок и их кавалеры не знали, кого хватать первой.
– Отравили, отравили, – прошел шепот среди придворных и все взгляды переместились на меня. Я была рядом с Луизой и только я, получается, могла отравить ее.
– Это не я! – но мой голос не был слышен в гудящей толпе. Людовик подошел к нам.
– Мариетта, вы знакомы с Катрин Монвуазен? – спросил строго король.
– Н-нет, – испуганно ответила я. Катрин недавно арестовали из-за дела о ядах. Весь двор был взбудоражен внезапными отравлениями и шеф парижской полиции Габриэль ла Рейни искал подозреваемых. Яд мог быть везде: начиная от надушенных платков и пропитанных ядом писем, заканчивая обычным вином, что подавалось к столу.
– Я видел, как мадемуазель Мариетта, что-то подсыпала в чашку с шоколадом Луизы, – вдруг раздался голос барона. Адам Керэ-Лесаж указывал на чашку, что валялась на земле рядом с телом несчастной подруги. Я удивленно посмотрела на барона, что за чушь он несет.
– Арестовать ее, – твердо сказал Людовик и отвернулся, перешагнул через тело несостоявшейся фаворитки и направился во дворец.
– Это не я! Я не виновна! – закричала я, но появившийся рядом Габриэль, подхватил меня под руки и потащил в сторону. Адам стоял, ухмыляясь, довольный своей клеветой. Меня поволокли к замку, грубо и больно держа за руки.
– Габриэль, это не я!
– Уймитесь, мадемуазель! – сердито ответил шеф полиции – Еще никто не признался в своей вине добровольно. Вы же знаете, что сейчас все находятся под подозрением из-за отравлений. Лучше скажите мне, зачем вы отравили Луизу, из-за ревности?
– Нет, Нет! – вскричала я – Луиза была моей подругой, зачем мне ее убивать?
– Ну, подруги или нет, это ничего не значит, когда две женщины делят внимание короля, – усмехнулся Габриэль.
– Но король приготовил бумаги, я должна скоро выйти замуж! Стать маркизой! Мне не нужно было избавляться от Луизы! – в горле запершило и стало больно. Я попыталась откашляться, но не получалось. Мне катастрофически не хватало воздуха, живот свело болезненной судорогой, затем другой. Габриэль остановился, чтобы подхватить меня на руки и опустить на ближайшую скамью. Судороги проходили по моему телу, причиняя сильную боль и завязывая узлом мышцы. Так закончилась моя третья жизнь.
Глава 11. Шабаш 1548 год
Я стояла и очищала свою метлу от веток и листьев, Феликс с разбегу запрыгнул мне на плечо. Под его весом меня шатнуло и кот вцепился своими когтями в плечо.
– Я с тобой, – промурчал он мне на ухо.
– Нет. Даже не думай!
– Я с тобой, – повторил кот настойчиво.
– Ты через час начнешь ныть, что дома лучше, что хочешь спать. Будешь только мешаться под ногами. Тем более это не темный шабаш, – пыталась я отговорить Феликса.
– Не останусь снова дома один, – проворчал кот
– Тогда полезай в сумку!
– Не полезу, – фыркнул кот
– Тебя сдует ветром и ищи потом по всему лесу, – кот задумался и спрыгнул на пол
– Ладно, давай свою темницу, – недовольно мявкнул он. Я достала из-под лавки кожаную сумку с завязками и положила перед ним, раскрыв. Феликс кряхтя и возмущаясь полез внутрь. Сел и прищурившись, смотрел на меня.
– Не завязывай, как в тот раз, – напомнил он. Я улыбнулась, вспоминая, как потеряла его в полете. Сумка слетела с моего плеча, и Феликс свалился, несколько раз кувыркнувшись большим кожаным мячом. Хорошо высота была небольшая, но коту явно досталось. Он со мной не разговаривал два дня. Я нашла его лишь на следующее утро, ориентируясь на душераздирающие вопли, что доносились из завязанной крепко сумки.