Лева встал у него за спиной, и, услышав названное имя, скривил лицо, хотя шел сюда воодушевленный и возбужденный. Сделка завершилась, приятели остались вдвоем.
– Ну, что ты? – увидев лицо друга, спросил, вымотанный уже Савва, перед ним не считая нужным скрывать этого.
– Все приданое дочке соратника собираешь? – ехидно спросил Лева, шедший явно сообщить что-то иное, и присел напротив.
– Ну, ты же слышал все. Чего ты? – Савва отдыхал, прикрыв глаза. – Не ей! Сыну Натальи Гавриловны. Теперь у них равные доли в семьях, и я как… Э-эээ… Как стрелка меж гирьками. Ты, Левка, без меня стал злой какой-то. Что тут у вас происходит?
– Поедем отсюда! Сейчас толпа хлынет, там все заканчивается, – встал из-за столика Лев Александрович.
– Да что ты! – Савва открыл глаза. – Ну! Не томи! Медаль?
– Медали нет, врать не буду, – Лев Александрович не мог улыбаться, у него на душе все еще оставался осадок от вчерашнего бестолкового разговора у Полетаевых. – Но отметили. Да еще как!
– Как? – Савва по-детски вглядывался в Левино лицо.
– Герб! – Лева все-таки выдавил из себя что-то наподобие улыбки.
– Ах, ты! Ах, молодца! – Савва вскочил и хлопал его по плечу, словно Лев Александрович лично добыл победу для Полетаева. – Не зря! Не зря я министру! Не зря в Петербург! Едем! Сейчас же едем к нему! А то, сбежал, понимаете ли! А то – на золото оне, видите ли, и не надеялись! Гляньте-поглядите! Едем.
– Ты езжай. Я не поеду, – твердо отвечал Борцов.
– Та-аааак! – Савва снова опустился в кресло. – Так что все же у вас тут стряслось? Говори!
– Савва, давай позже? Потом? Ну, правда, же – радость сейчас. Езжай, сообщи старику.
– На радостные вести охотников много! – не двигался с места Мимозов. – Найдется кому! Вон – Вересаевы обрадуют, как домой приедут. Не виляй, Левка! Натворил чего?
Лев Александрович вздохнул.
– Я вчера просил руки Елизаветы Андреевны и получил… разворот по всем флангам.
– Ты?!
– Я! – Лева взметнул упрямый взгляд на друга. – А ты думал, таким не отказывают?
– Я не о том! – Савва отчего-то расплылся в улыбке. – Ты? Ты просил руки? Поедем, Левка, выпьем! Ко мне поедем! На людях – это не разговор!
***
Савва вольготно расположился в гостиной своего нижегородского дома и выставил заветный графинчик с вишневой наливочкой. Лева сидел напротив него, в приготовлениях и предвкушениях заинтересованности не проявлял и вовсе присутствовал тут как бы по принуждению, неохотно. Савва делал вид, что не замечает такого настроения приятеля вовсе.
– Ну! – Савва поднял в приветствии первую рюмочку, и, не дожидаясь сотрапезника, опрокинув ее внутрь, застыл на мгновение в сладостном блаженстве. – Докладывай! Всю рекогносцировку мне давай – по флангам, по фронтам и по тыловым запасам. Начни с того, давно ли ты на воинский лексикон перебазировался, друг мой любезный? Совсем тебя без присмотра оставлять нельзя! К барышне тоже, с шашкой и пистолями являлся, или хоть букетик догадался принесть?
– Не было никаких букетиков! – раздраженно вертел рюмку в руках Лев Александрович.
– Отчего-то я сразу догадался! – Савва хихикнул.
– Как еще далеко постирается твоя проницательность? – Лева склонил голову, как упрямый бычок, смотрел исподлобья, но пока не взбрыкивал окончательно.
– А у тебя самого-то есть мысли – чего это тебе отказали, такой успешной и красивой умнице, а?
– Савва! – Лева поставил рюмку на место, чуть не расплескав содержимое. – Ты мне, конечно, друг, но остерегись! Всему есть предел! У меня есть чувства, и подвергать их осмеянию я не позволю даже самому своему…
– Це-це-це… Не кипиши! Тебя, Левка, на тему чувств только вот так, из себя выведши, разговорить-то и можно. Твоя ж гордость поперек тебя родилась! Замкнешься, да будешь внутри все свое варить, как котелок походный. Я и не помню, сколь раз за наше знакомство ты мне о чувствах своих ведал? Может и ни разу досель? – Савва посмотрел на друга, как на сына, с любовью, и тихо добавил: – Хорошо, что они есть, вот что я тебе скажу… Э-эээ… Сам что скажешь?
– А что скажу? – напустив на себя беззаботность, отвечал Лев Александрович. – Попытался, теперь ответ знаю. Легче жить стало! Теперь свою стезю, раз уж у нас тут такой высокопарный слог пошел, могу выстраивать в свободе и независимости. Уеду с тобой в Москву.
– О как! – Савва сделал вид, что ошарашен. – Вот тебе и решение проблемы. А где ж твоя хваленая гордость? Сбежать решил?
– Что значит «сбежать»? – Левино раздражение еле сдерживалось его пониманием, что Савва принимает искреннее участие в нем. – «Сбежать» – это было бы допустимо так называть, если бы я уехал твой особняк строить, ей слова не сказав! А я открылся! И получил! Ты рад, как вижу?