***
– Венчается раб божий Андрей рабе божьей Наталии…
Гостей в сельской церкви было немного, только свои. На воздухе уже стало прохладно, и застолья на дворе устраивать не решились, но в Гостевом доме было накрыто для всех. Мастерские, село, крестьяне с ближних деревень – все сбежались посмотреть, как барин на хозяйке женится.
Ах, как хорошо, как славно было на душе у Лизы. Это произошло не сегодня, с ней это уже много дней подряд, и, слава Богу, все не проходит, все остается. Она заметила это, как-то проснувшись утром совершенно изменившейся. Ничего особенного накануне не происходило, повода никакого не случилось, но, открыв глаза, она почувствовала, что душа ее вернулась на место. Что у нее в груди, где-то в том месте, докуда только и можно вздохнуть, глубоко-глубоко – живет снова ее светящийся колобок, что от него исходит ровное сияние и чуть заметное тепло, что пустота и тревога, образовавшиеся на этом месте и мучавшие ее несколько месяцев подряд, растворились. Исчезли. Что она – прежняя Лиза, радующаяся каждому дню.
Но нет! Не прежняя. Теперь она стала сильнее и уверенней, теперь не только радость, но и все, что день может принести ей или ее близким, встретит она этим ровным свечением внутри. И все будет хорошо! Все уже было хорошо. Все налаживалось. Папа заключал один контракт за другим, подписывал договоры, получал авансы. Выставка завершилась, гости их разъехались. Особенно трогательным было прощание с Вересаевыми. Аленка тоже сильно изменилась за это лето.
– Вы не подумайте, Елизавета Андреевна, что я не замечаю успехов своей дочурки! – говорил ей на прощанье Сан Саныч. – Это только кажется, что я весь в делах. Я вижу, что ребенок стал не только уверенней в знаниях, за это огромное спасибо и Вам, и Вашей подруге, очень жаль, что она не смогла зайти проститься. Но еще я вижу и то, что Алена стала по-другому разговаривать. И не только с нами, но и с незнакомцами. Что у нее появилось собственное мнение, что она уже хочет его отстаивать, что все чаще это у нее получается. Это, знаете ли, характер вырисовывается. И тут уж Вашего влияния не отнять, не отмахивайтесь! Упорство в достижении результатов, регулярность занятий, преодоление – этому всему научили мою дочь именно Вы и музыка!
Со слезами отпускала Егоровна и своего бывшего пациента – Гаджимханова. Узнав о предстоящем венчании хозяина дома, Руслан Гаджиевич явился во флигель с визитом, впервые Лиза видела его одетым по всей строгости этикета. Он вручил Полетаеву все оставшиеся после выставки ящики со своим волшебным напитком, долго рассыпался в признаниях и благодарностях. Разъехались и остальные жильцы. Особняк опустел. Руки у Егоровны все не доходили до генеральной уборки – в семье снова появились средства, и Андрей Григорьевич сразу настоял, чтобы первым делом сменили мебель. Теперь ждали ее прибытия. Лизе отводили ту половину, где квартировал коньячный пропагандист, комнаты Вересаевых предназначались для Андрея Григорьевича с супругой, когда они будут наезжать в город, а второй этаж решили оставить гостевым.
– Ну, что, Егоровна! – благодетель широким жестом указывал няне на коридор флигеля. – Нанимай штат! Заполняй помещения!
– Не надоть мне никого! – выпятила нижнюю губу Егоровна. – Наших-то никого уж не сыщешь, а зачем мне в доме чужаки? Сама справлюсь!
– Тебе не надоть, а нам в самый раз, – зная упрямство няни, благодушно уговаривал ее Полетаев. – Давай, давай! Руководить всеми ими будешь! Распоряжаться! Не сядешь же ты на козлы? То-то! А у Лизы теперь свой выезд будет. И Кузьме помощника брать надо. И девушку Лизе. И тебе кого-то в помощь, да за двором приглядеть, да прибраться. Не журись!
– К плите никого не подпущу! – все еще дулась Егоровна. – Так тебе на этом месте и говорю! Ноги чужой в моей кухне не будет!
– Ну, это – как скажешь! – улыбался Полетаев. – Ты у нас – главный командир!
Время шло. Осень полностью вступила в свои права, и без накидки теперь было не выйти из дому.
– Ну, что, Лизонька? – говорил ей отец. – Теперь учительницей тебе становиться не надо – ни из-за жалования, ни из-за жилья. Может быть, ради призвания? Вон, Вересаевы, не нахвалятся тобой, значит получается. И с нами рядом будешь. А то, как я тебя тут одну оставлю?
– Ну, почему, одну, папа! – смеялась Лиза. – Хорошо, что Егоровна тебя сейчас не слышит! А с учительством… Наталья Гавриловна была права тогда… Этим стоит заниматься, только, если все силы души устремлены на успех учеников. А, если, это не главное, а ради чего-то другого, то это не честно, что ли. И неправильно!
– А тебя разве не радуют успехи учеников? Ну, хоть бы и единственной пока ученицы?